Брисингр
Шрифт:
Извиняющаяся улыбка скользнула по лицу Джоада. Он молча уставился на какой-то листок бумаги, лежавший возле его колена. А Эрагон принялся старательно изучать морщинку на стенке палатки.
Барабанная дробь падающих капель продолжалась еще минуты три.
Когда чайник наконец наполнился, Хелен перевесила изрядно опустевший бурдюк на центральный шест и вихрем вылетела из палатки.
Эрагон, приподняв бровь, посмотрел на Джоада.
Тот развел руками:
— Мое положение среди варденов не столь высоко, как она надеялась, и за это она винит меня. Она согласилась вместе со мной покинуть Тирм, ожидая — во всяком случае, мне так кажется, — что Насуада тут же введет меня в высший круг своих советников, или подарит мне земли и
— А тебе самому не кажется, что варденам следовало бы проявить по отношению к тебе больше внимания? — спросил Эрагон.
— Ко мне самому — нет. А вот к Хелен… — Джоад колебался. — Я хочу, чтобы она была счастлива. А мне вполне достаточным вознаграждением было то, что я живым спасся из Гилида, когда нас с Бромом атаковал Морзан на своем драконе. Кроме того, вознаграждением мне служило понимание того, что я помог нанести сильнейший удар по армии Гальбаторикса. а потом сумел вернуться к прежней своей жизни и продолжал при этом помогать варденам; а еще я был вознагражден браком с Хелен. Таковы мои награды, и я более чем доволен ими. Все сомнения, которые у меня еще были, улетучились в ту секунду, когда я увидел Сапфиру, вылетающую из тучи дыма над Пылающими Равнинами. Я не знаю, впрочем, как мне теперь быть с Хелен… Однако я забываюсь: это отнюдь не твои заботы, и мне не следует перекладывать свои проблемы на тебя.
Эрагон коснулся одного из свитков кончиком пальца и спросил:
— Тогда скажи, зачем здесь столько бумаг? Ты что же, переписчиком стал?
Этот вопрос развеселил Джоада.
— Вряд ли, — сказал он. — хотя моя работа порой столь же монотонна и трудоемка. Поскольку именно я обнаружил тайный проход в замок Гальбаторикса в Урубаене и мне удалось взять с собой кое-какие редкие книги из моей библиотеки в Тирме, Насуада поручила мне поискать такие же слабые места в других крупных городах Империи. Если бы я смог найти хотя бы упоминание о каком-нибудь туннеле, который, например, ведет под стены Драс-Леоны, это могло бы спасти для нас немало человеческих жизней.
— И где же ты ищешь сведения об этом?
— Везде, где только могу. — Джоад отбросил назад надоедливую прядь волос, постоянно падавшую ему на лоб. — В исторических и религиозных трактатах; в легендах и мифах; в эпических поэмах и песнях; в хрониках, составленных Всадниками, учеными, магами, странниками, сумасшедшими; в дневниках разных полузабытых правителей и военачальников, которые могли иметь доступ к подобным вещам или просто знать о некоем тайном проходе, или потайном механизме, открывающем туда двери, или о чем-то еще в этом роде. Любые сведения такого рода были бы нам на пользу. Количество материала, который я должен просмотреть, поистине огромно, ибо всем этим городам Алагейзии уже много веков, а некоторые из них были основаны еще до появления здесь расы людей.
— Так ты, может, и в самом деле что-нибудь найдешь?
— Нет, не «может», а наверняка! Вот только никогда нельзя надеяться, что именно тебе
Они с Эрагоном продолжали беседовать я о других, менее важных вещах, когда в палатке вновь появилась Хелен, неся три кружки исходящего паром красноватого чая. Приняв от нее кружку, Эрагон заметил, что гнев женщины несколько улегся, и даже подумал, уж не подслушивала ли она снаружи, когда Джоад говорил о ней. Она подала Джоаду его кружку и откуда-то из-за спины Эрагона извлекла жестяную тарелку с плоским печеньем и маленький глиняный горшочек с медом. Затем она отошла от них на несколько шагов и прислонилась к центральному шесту, дуя на горячий чай.
Следуя правилам приличия, Джоад подождал, пока Эрагон возьмет с тарелки печенье и надкусит его, и только потом спросил:
— Скажи, Эрагон, чему я обязан твоим, столь приятным мне, визитом? Если не ошибаюсь, ты ведь не просто так ко мне заглянул?
Эрагон маленькими глотками пил чай.
— Помнишь, после сражения на Пылающих Равнинах я обещал, что расскажу тебе, как умер Бром? — сказал он. — Вот для этого я и пришел.
Джоад резко побледнел, и Эрагон, заметив это, поспешно прибавил:
— Но это совсем не обязательно! И если сейчас ты не хочешь говорить об этом…
Явно совершив над собой усилие, Джоад покачал головой:
— Нет, я хочу. Ты просто застал меня немного врасплох.
Поскольку Джоад не попросил Хелен выйти, Эрагон все-таки не был до конца уверен, что ему следует продолжать, но потом решил, что это не важно, если Хелен или кто-либо еще услышит его рассказ. Медленно, но уверенно он принялся рассказывать обо всех тех событиях, которые случились с ним и с Бромом после того, как они покинули дом Джоада. Он описал встречу с отрядом ургалов, поиски раззаков в Драс-Леоне, засаду, которую раззаки устроили им, когда они вышли из этого города, и то, как один из раззаков ранил Брома кинжалом, пытаясь спастись от Муртага, пришедшего на помощь Эрагону и Брому.
В горле у Эрагона стоял комок, когда он рассказывал о последних часах Брома, о той холодной гробнице, которую он вырубил для него в скале из песчаника, о том ощущении беспомощности, которое охватило его, когда он увидел, что Бром уходит, что в воздухе уже висит запах смерти; рассказал он и о последних словах Брома, и о том, как ту гробницу из песчаника Сапфира превратила в сверкающий бриллиантовый саркофаг.
— Если бы тогда я знал все то, что знаю сейчас, — горестно воскликнул Эрагон, — я мог бы его спасти! А вместо этого… — Он умолк, не в силах больше вымолвить ни слова, смахнул с ресниц слезы и залпом выпил свой чай. — «Жаль, что это всего лишь чай, а не что-нибудь покрепче», — подумал он.
Джоад вздохнул:
— Значит, вот как он умер… Увы, всем нам без него стало гораздо хуже. Правда, если бы он мог выбирать, как ему умереть, то мне кажется, он и сам предпочел бы умереть именно так, служа варденам, защищая последнего свободного Всадника.
— А ты знал, что он и сам был Всадником? Джоад кивнул:
— Вардены рассказывали мне об этом еще до того, как я с ним познакомился.
— Он, похоже, был человеком, который не очень-то любил говорить о себе, — заметила Хелен.