Бритва Оккама в СССР
Шрифт:
Соломин подъехал на своем служебном «жигуленке» прямо к калитке. Гумар отсутствовал — убыл на смену, на свой шлюз, что бы это ни значило. Я как раз закончил уборку после побелки потолка и печи на кухне: скомкал целую кучу перепачканных мелом газет, вымыл пол и вымылся сам, и с тоской смотрел на мебель, которую выставил на крыльцо. Мебели было немного, но кряхтеть одному после долгого трудового дня мне уже не улыбалось.
— Привет, майор! — с энтузиазмом сказал я. — Тут видишь какое дело: стол из массива, и буфет тяжелый как… Как… Как жопа сраки! Ты очень вовремя!
Майор посмотрел
— У меня из головы не идет история с этими пацанами, — сказал он, засучивая рукава форменной рубашки. — Я ведь сюда именно по этому делу приехал. Самоубийства эти расследовать. Понимаешь, три парнишки, десятиклассники, все — из одной параллели, повесились один за другим. С интервалом дней в пять-десять. Четвертый утонул. Говорят — утопился специально.
— Сын Федора который? Медалист? — уточнил я, хватаясь за углы буфета. — Взяли!
— Эхе-хе! Да, да, сын Федора… Психиатр из Минска приезжал, говорил — по последним исследованиям суицид у подростков заразен. То есть понимаешь, вот это классическое «все пойдут топиться и я пойду топиться»- оно работает! А еще — риск суицида у подростка, который пережил самоубийство кого-то из близких повышается в пять раз! Мол, поскольку у Ивана Грушина батько на конюшне повесился, два года назад, то он послужил катализатором. А как сам Иван это с собой сделал — так и ребята из его компании такой пример получили, и далее — по цепочке. Такое, мол, в мире случалось уже. И чем больше внимание общественности — тем сильнее риск этого самого заражения и роста числа суицидов. А тут после первого случая разве что немой не трепался об этом! Талица — это и вправду большая деревня! Так что дело быстро замяли. Мол, никакого криминала. Талицкий феномен, понимаешь ли!
Мы жутко раскорячившись при помощи одних ног разулись в коридорчике, удерживая при этом на весу буфет, и в одних носках вошли в кухню. Грукнув деревянными ножками о пол, с кряхтеньем распрямились и огляделись.Тут я мог гордиться собой: помещение на самом деле посветлело! Печь и потолок сверкали белизной, и я рассчитывал, что увидев такую мою успешную работу, старый Гумар меня похвалит и разрешит провернуть подобное с двумя спальнями — его и моей. Да здравствует прокрастинация! Я готов был что угодно делать, лишь бы ничего не делать.
Конечно, я имел в виду книжку.
А Олежа Соломин имел в виду самоубийства:
— Но тут вот какое дело, — мы пошли за столом из массива и снова обулись в коридоре. — Я не поленился, за это время поузнавал у местных, порасспрашивал… Они ведь не были из одной компании. Более того — Федор этот, который сын Федора, Кулагин его фамилия — он с Грушиным враждовал. А еще двое — из другого класса. Тоже к этим товарищам симпатии не испытывали. У них, понимаешь ли, соперничество было.
— На почве? — спросил я, прекрасно понимая, какая почва бывает самой питательной для соперничества в юношеском возрасте.
— Им всем нравилась одна девушка, — глубоко вздохнул Соломин.
И этот его вздох, и понурый взгляд, и обреченность, с которой он взялся за край стола, чтобы тащить его вместе со мной, сообщили мне гораздо больше, чем я хотел бы знать. Я, черт побери, в этот момент почувствовал себя героем одного из тех хорроров, на которые так плодовита американская литература второй половины двадцатого века, и которые так массово стал экранизировать американский
— Вот же гадство, — я не знал, куда девать руки. — И что теперь? Ты-то что сделал после того, как раскопал это, майор?
— Я-то? — на Соломина было жалко смотреть. — А то ты не понял?
— Влюбился, — сказал я. — После этого ты влюбился.
Глава 7, в которой есть место чувству корысти
Клюнуло там, где я уже и не ожидал: Сеня — тот самый, с мозолистыми руками, который об них сигарету тушил — явился под мост с самым довольным выражением лица:
— Я знаю, Шкипер, что тебе Блюхер сулил! — он вскочил с бетонного приступочка и принялся ходит туда-сюда, излучая радость. — И несмотря на то, что он упился и помер — знаю где это взять!
Вот это были новости! Я ведь просто назвал звучную полуматерную фамилию, опираясь только на собственную интуицию и на тот сомнительный факт, что этот коллега Петровича тоже видал лешего. Слишком уж часто леший фигурировал во всем этом бардаке, чтобы его игнорировать.
Бритва Оккама, чтоб ее. Не следует привлекать новые сущности без крайней на то необходимости! Если никак не связанные между собой люди говорят, что имеется некий леший — хрен с ним, возьмем это за данность и будем из этого исходит в последующих изысканиях. Всё-таки Антонина, Блюхер, деды, рыбаки, и черт знает кто еще — это слишком большая выборка. Слишком уж разные персонажи, да и той же почтальонше врать Ясе не было никакой необходимости. То есть — в сухом остатке у нас имеется некая сущность, скорее всего человекообразная, на вид страшная и приносящая несчастья. По крайней мере — кто бы ее ни встречал вскорости сталкивается с большими проблемами. Мистика? Не обязательно… Была у меня пара мыслишек по этому поводу, но подтвердить их или опровергнуть можно было только опытным путем: просто ухватив лешака за шиворот. А поэтому…
— Ну, ну, расскажи мне то, чего я еще не знаю? — как можно более многозначительно процедил я, сверля Сеню взглядом.
— Вас же всё немецкое интересует, да? Блюхер вам полевую кухню хотел загнать! Да? Да! По глазам вижу что да! И пропал! А вы тогда и приехали сюда его искать! Так-то немецкие полевые кухни говно, наши, советские — намного лучше… Но вы кому-то их перепродаете, и навар имеете, так что плевать с высокой колокольни… Мне-то если рубликов сто за наводку…
— Семьдесят, — сказал я. — Заказ просрочился. Да и то — только постфактум, как сам увижу и пощупаю.
— Так в том-то и дело! Чтоб увидеть — это прогуляться по лесу надо!
— Вот как?
— Вот так! Мне Вася сказал — он разнюхал, что Блюхер всё глицерин покупал, чуть ли не литрами! Так я понял, что кухня немецкая… Наши, советские, глицерин в гробу видали, а у тех противопригарочная приблуда такая была… Ну, не важно.
— Так. Ну, предположим — немецкая, ладно. Но про саму кухню откуда узнал-то?
— Пф-ф-ф-ф! Все знали, что он самогонный аппарат из военной кухни сделал! И на дамбу знали зачем он устроился! Чтобы по ночам оттуда сбегать и самогонку в распадке гнать! А вы как думали — ему двадцать кило сахару и мильен пачек дрожжей на кой хрен каждый месяц? Булки он не пек, это точно! — Сеня веселился. — Я и сам у него угощался… На дамбе. Теперь его аппарат бесхозный, наследников-блюхерчиков не существует в природе!