Бритва Оккама в СССР
Шрифт:
— «Иж» у меня, вертикалка, — откликнулся я.
— Будет тебе вертикалка, — доедал Петрович уже в спешке, весь в мыслях о предстоящей охоте.
Калитка во двор того самого физика была не заперта. выложенная кирпичом дорожка вела мимо дома, меж грядок с пожухлой помидорной рассадой и редкими рядками редиски, прямо в сад, откуда доносились голоса. Заседание Талицких сомелье явно проходило во времянке: небольшом домике, спрятанном среди плодовых деревьев.
Из открытого окна времянки слышалась жаркая беседа о судьбах мира. Один голос — интеллигентный, мягкий, предлагал ввести
О голодных маршах интеллигентный голос не упоминал. Про Ярузельского — тоже ни слова. Зато — часто и подробно — про «Солидарность» и происки Запада. Я не слишком многое помнил про те события, но о военном положении, массовых забастовках и угрозе интервенции со стороны держав Организации Варшавского договора знал. Польшу тогда (сейчас?) здорово трясло, и вышли они из кризиса только установив диктатуру военных… Или не вышли, а отсрочили его?
— Как приедут фрицы в Бреслау, как сыграют на губных гармошках «Августина» — пшеки ей-Богу в штаны наложат! Польша — гиена Европы, как ее ни назови! Будь моя воля — оставил бы им герцогство Варшавское к японой матери, как при Напооеоне! Нехай свои великодержавные планы из Варшавы и Кракова строят!- заявил агрессивно грассирующий человек. — А немцы — народ нам самый близкий, Германия — родина Карла Маркса и Эрнста Тельмана!
Аргументация, конечно, была железная. Немцы — близкий народ! Ближе некуда, да. Два раза в гости захаживали за последние полвека с небольшим. На фоне историй про антипольскую пропаганду в СЕПГ — правящей партии в ГДР, и разговоров о сталинском произволе во время установления границ по Нейсе-Одеру, когда народы приспособили к границам, а не наоборот — ситуация выглядела жутковато! Всего-то тридцать пять лет прошло, живы еще те, кого депортировали из Бреслау, Данцига и Штеттина… Лютая каша может завариться! И у власти нынче в Союзе не вялый Брежнев, а два таких тигра, что… Захотят нагнуть Польшу — нагнут так, что разогнуться в ближайшие сто лет не сможет! Ладно, ладно — поляки это поляки, они каждые тридцать лет пытаются плечи расправить, не глядя на обстоятельства. Такой народ!
— А Белосток — вернуть на Родину, — добавил Габышев. — Белосток должен быть в БССР! Это я как якут говорю, как сторонний наблюдатель, так-то. Я был в Белостоке — там стоят православные церкви и говорят по-белорусски, верите?
Габышева я узнал. Очень уж характерный у него был говорок, такой рокочущий, быстрый. Они там походу капитально пили, потому что о политике и судьбах мира мужики обычно с такой интенсивностью начинают трендеть после трех-четырех стаканов. Но до кондиции еще не дошли — тему смысла жизни и бренности бытия пока не поднимали.
— О, о! Слышите? Опять начинается. — послышалось шипение радио, а потом понеслась морзянка — короткие и длинные сигналы. — Я радиоделом черт знает сколько занимаюсь, а такого не слышал. Мешанина!
— Шифр! — сказал тот, который с грассированием. — Американские шпионы, инопланетяне
— Кто-то балуется. Дорвался какой-то школьник до радиоключа и долбит чушь всякую… Или военные на полигоне друг другу семафорят… Выключай от греха подальше, — проявил рассудительность Габышев.
Дальше я уже подслушивать не стал, и от всей души постучал в дверь.
— Тук-тук! Хозяева!
— Кто там? Входите, открыто!
Я и вошел. Картина — ну чисто охотники на привале! Габышев в самом углу, в кресле, накрытом обрезком ковровой дорожки. Седой, с иссиня-черными прядями симпатичный дядька, похожий то ли на пирата, то ли на испанского конкистадора — за обшарпанным столом, на котором тесно было от разнокалиберных бутылок с жидкостями самого разного оттенка: от желтого до почти черного. Невысокий, щуплый и лысоватый мужчина в очках и с наушниками на шее склонился возле какой-то шайтан-машины с кучей тумблеров, крутелок и надписей на немецком языке. Наверное, та самая станция.
— О! — Габышев попытался привстать, но сила притяжения неумолимо вдавила его в кресло. — Гера! Гера — это мои друзья, Мих-Мих… То есть — Михаил Михайлович. И Сан-Сан, то есть — Александр Александрович! Это Гера — тот парень с которым мы «Урал» тащили! Не человек — золото! А у нас тут…
Лицо этого самого «пирата» Мих-Миха показалось мне смутно знакомым и я напрягся- откуда у меня знакомые в Талице в это время? Хотя, Соломин-то каким-то чудом тут оказался, так что… Но память тут же подсунула портрет французского актера по фамилии Ланвен — он сейчас был молод и активно снимался, но потом, в мое время — ну вылитый Мих Мих! Только Мих Мих — какой-то более суровый и массивный, что ли? Или всё-таки я где-то его уже видел?
— Заседание клуба сомелье? Наслышан, наслышан, — мы пожали друг другу руки. — Но и не знал, что вы и вправду — дегустируете, а не…
— Не пьянствуем? Вот! — поднял вверх палец Габышев. — Нет пророка в своем отечестве! Мы, между прочим, пытаемся интродуцировать в полесских реалиях винные сорта винограда! А еще — сидровые яблони! А из сидра можно делать кальвадос… Хочешь кальвадос, Гера? Мы у Блюхера перегоняли, земля ему пухом! Вот кто был бескорыстным служителем Бахуса — так это Блюхер!
Мужики от разглагольствований овцевода из Комарович явно расслабились. Напряжение, витавшее в воздухе сразу после моего появления можно было легко объяснить: только что говорили о политике — и вдруг кто-то стучиться в дверь! Для советского человека такой стук мог означать массу неприятностей. Хотя сталинские времена давно прошли, шуточки и страшилки про товарища майора и черные воронки в массовом сознании закрепились надолго.
— И что, есть успехи? — я с сомнением оглядел батарею из бутылок.
— А ты продегустируй, раз зашел! — Сан-Сан, судя по всему, физик, снял с шеи наушники и придвинул два кресла к столу. — Ты же журналист? Может напишешь про провинциальных мичуринцев и наши старания? Не пьянства ради, а культуры виноделия для!
На самом деле идея была интересная: огурцы, овцы, виноделие и сидр, и сливочное масло — местные сельские жители вполне могли послужить наглядным примером для реализации политики Модернизации на селе и роста личной инициативы. Смотря как подать… Если про одних новых НЭПманов — то может и чересчур. А если вместе с вот такими мичуринцами — очень в струю получится!