Бродский глазами современников
Шрифт:
Какие из стихов Бродского вы не включили бы в его "Избранное"?
Я не очень люблю определенное количество его ранних стихов, которые, кстати сказать, весьма популярны, вроде "Пилигримов" [С:66- 67/I:24] и т.д. Мне вообще нравится, что Иосиф пишет в последнее время, но лет семь тому назад у него был такой механистический период. Я сейчас даже не в силах перечислить все, но там есть стихи, которые, мне кажется, сделаны несколько компьютерным образом. Но так нельзя судить поэта. Я это говорю, и сам недоволен своими словами, потому что поэзия есть некий процесс, и необходимо любить и ценить поэта и воспринимать его творчество как некий поток, где есть перепады, где есть пробелы, как результат жизни. А так как жизнь свою не выстроишь по линейке, то и невозможно судить о том, где хуже, где лучше. Жизнь совпадает со стихами.
Я знаю, что у вас есть несколько стихотворений, посвященных и обращенных к Иосифу. Какое из них вы позволили бы включить в этот сборник?
Это очень старое стихотворение, написанное в 1974 году, то есть 16 лет тому назад. Это первое стихотворение, обращенное к Иосифу после отъезда. У меня есть еще несколько стихотворений, ему посвященных, но пусть здесь будет это первое стихотворение.
И. Б.
38
Евгений Рейн, "Избранное" ("Третья волна": Москва-Париж-Нью-Йорк, 1992, С. 57-58).
На первом этаже выходят окна в сад,
Который низкоросл и странно волосат
От паутины и нестриженных ветвей.
Напротив особняк, в особняке детсад,
Привозят в семь утра измученных детей.
Пойми меня хоть ты, мой лучший адресат!
Так много лет прошло, что наша связь скорей
Психоанализ, чем почтовый разговор.
Привозят в семь утра измученных детей,
А в девять двадцать пять я выхожу во двор.
Я точен, как радар, я верю в ритуал —
Порядок — это жизнь, он времени сродни.
По этому всему, пространство
И ты меня с лучом сверхсветовым сравни!
А я тебя сравню с приветом и письмом,
И с трескотней в ночном эфире и звонком,
С конвертом, что пригрет за пазухой тайком
И склеен второпях слезой и языком.
Зачем спешил почтарь? Уже ни ты, ни я
Не сможем доказать вины и правоты,
Не сможем отменить обиды и нытья,
И все-таки любви, которой я и ты
Грозили столько раз за письменным столом.
Мой лучший адресат, напитки и плоды
Напоминают нам, что мы еще живем.
Семья не только кровь, земля не только шлак,
И слово не совсем опустошенный звук!
Когда-нибудь нас всех накроет общий флаг,
Когда-нибудь нас всех припомнит общий друг!
Пока ты, как Улисс, глядишь из-за кулис
На сцену, где молчит худой троянский мир,
И вовсе не Гомер, а пылкий стрекулист
Напишет о тебе, поскольку нем Кумир.
Анатолий Найман
Анатолий Генрихович Найманродился 23 апреля 1936 года в Ленин граде. Поэт, прозаик, переводчик, эссеист. Окончил Ленинградский Технологический институт (1959). Вместе с Бобышевым, Бродским и Рейном принадлежал к кругу опекаемых Ахматовой молодых поэтов. С 1962 года и до конца ее жизни Найман был литературным секретарем Ахматовой, вместе с ней он переводил Леопарди в 1964 году [39] . Автор замечательных воспоминаний: "Рассказы о Анне Ахматовой" (1989), которые в 1991 году вышли по-английски с предисловием Бродского [40] . В Москве, где Найман живет с 1968 года, опубликованы его переводы поэзии трубадуров, старопровансальских и старофранцузских романов [41] . Он также переводил Бодлера, Браунинга, Гельдерлина, Джона Донна, Т.С.Элиота и Паунда.
39
См. Джакомо Леопарди, "Лирика" ("Худож. лит-ра": М., 1967). См. также Дж.Леопарди, "Избранные произведения" ("Худож. лит-ра": М., 1989).
40
Анатолий Найман, "Рассказы о Анне Ахматовой. Из книги 'Конец первой половины XX века'" ("Худож. лит-ра: М., 1989). — Anatoly Nayman, "Remembering Akhmatova"; trans, by Wendy Rosslyn (New York/London, 1991).
41
"Песни трубадуров" (М., 1979); "Фламенка" (М., 1983-84); "Флуар и Бланшефлор" (М., 1985); "Роман о Лисе" (М., 1987); "Роман о семи мудрецах" (М., 1989).
В юношеских стихах Наймана слышатся голоса Блока, Пастернака и Заболоцкого, а в зрелом возрасте он следует акмеистическому канону, пользуясь классическими размерами, чистейшим словарем, изысканным синтаксисом и архитектурной композицией. Для Наймана основной единицей стихотворения является не фраза, а слово, к которому он относится как к драгоценному материалу. Своей возвышенной духовностью, образностью и медитативно-элегическим тоном, окрашенным иронией, Найман близок поэтике Бродского, питающейся из того же источника. В послесловии к "Стихотворениям Анатолия Наймана" (1989), первому сборнику поэта, Бродский отмечал, что в творчестве Наймана "двух последних десятилетии нота христианского смирения звучит со все возрастающей чистотой и частотой, временами заглушая напряженный лиризм и полифонию его ранних стихотворений" [42] . Найман написал одну из первых серьезных статей о творчестве Бродского, которая появилась в качестве вступления к сборнику "Остановка в пустыне" под инициалами Н.Н. [43] . Несколько его последующих эссе, докладов и статей о Бродском отличаются тонкими наблюдениями, глубоким анализом и блистательным слогом [44] , последнее время стихи Наймана широко представлены в отечественной периодике [45] . В 1993 году вышел второй сборник Наймана, "Облака в конце века" [46] , готовится к изданию новая книга стихов под условным названием "Точное время". В 1 992 году в Лондоне вышла книга прозы "'Статуя Командира' и другие рассказы" [47] , Найман продолжает работу над прозой, он опубликовал в периодике роман "Поэзия и неправда", завершил работу над книгой рассказов "Славный конец бесславных поколений" [48] .
42
Иосиф Бродский, "Послесловие", в кн. "Стихотворения Анатолия Наймана" (Hermitage: Tenafly, N.J., 1989, С. 90-93).
43
Н.Н., "Заметки для памяти", в кн. Бродский И. "Остановка в пустыне" (Изд. им. Чехова: Нью-Йорк, 1970, С. 7-15). Предисловие датировано 1964 и 1968 годами.
44
Анатолий Найман, "Величие поэтического замысла" ("Русская мысль , 25 мая 1990; "Специальное приложение: Иосиф Бродский и его современники. К пятидесятилетию поэта", С. II-III). Перепечатано в журнале "Октябрь" (No. 12, 1990, С. 193-198) под названием "Пространство Урании". Анатолий Найман, "Принцип равенства слов в поэзии Иосифа Бродского" (Доклад на международной конференции "Поэзия Иосифа Бродского: культура России и Запада", СПб., 7-9 января 1991 г.).
45
См. "Арион", "Дружба народов", "Звезда", "Континент", "Новый мир", "Октябрь".
46
Анатолий Найман, "Облака в конце века" (Hermitage: Tenafly, N.J., 1993).
47
Анатолий Найман, "'Статуя Командира' и другие рассказы" (Overseas Publications Interchange Ltd: London, 1992).
48
См. Анатолий Найман, "Буквы, проступающие на стене (фрагмент из книги 'Поэзия и неправда')" ("Литературная газета", 21 апреля 1993, С. 6). Роман "Поэзия и неправда" опубликован в журнале "Октябрь" (No.No. 1, 2, 1994). Фрагменты книги "Славный конец бесславных поколений" печатались в "Октябре" (No. 1 1, 1995; No. 11, 1996).
СГУСТОК ЯЗЫКОВОЙ ЭНЕРГИИ [49]
Интервью с Анатолием Найманом
13 июля 1989 года, Ноттингем
Расскажите о вашем первом впечатлении от встречи с Иосифом.
Я думаю, что это было году в 58-м, наверное [50] . Тут может быть ошибка в полгода. Если это так, то мне было 22, ему 18. И в 22 года меня, смешно сказать, уже была некоторая репутация, которая казалась мне тогда не некоторой, а весьма основательной, то есть в том кругу Ленинграда, который интересовался поэзией. А он был достаточно широк, несмотря на свою арифметическую узость. И вот приходит 18-летний юноша, мальчишка, про которого уже известно, что он громок, что он там выступал, сям выступал, оттуда его выгнали, здесь не знали, что с ним делать. Я хочу подчеркнуть, что это не надо воспринимать как что-то касающееся конкретно Бродского. Тогда он был не один такой. Это в молодом поэте есть. Говорю по собственному опыту и по тому, что наблюдал тогда и наблюдаю с тех пор всю жизнь. В поэте есть то, что люди называют настырностью. Ему во что бы то ни стало надо прочесть только что написанное стихотворение. Причем, как сказал поэт, "чем больше пьешь, тем больше хочется, а жажда все не отпускает" [51] . И только что ты прочитал, услышал отзыв, — причем, разумеется, когда тебе 18 или 20 лет, какой бы ты ни услышал отзыв, ты вынимаешь из него только ту часть, которая свидетельствует о том, что твоему слушателю стихотворение понравилось, во всяком случае, не не понравилось... Так вот, едва только ты выжал одного слушателя, ты сразу же ищешь другого, как такой ненасытный паук. Таким был, естественно, в 18 лет и Бродский, но умножьте на то, что мы знаем о нем о позднейшем, то есть, что это сильный темперамент, энергия, и вот вы получите этого рыжего малого. Его все время в краску бросало. Если про него, тогдашнего, сказать, что он побледнел, это значит, что он остался просто румяным. И это не качество, а существо. И это не только мое впечатление. За это я сохранил к нему до сих пор нежность настоящую. С первого раза, в те его 18 лет, я увидел перед собой человека, которому было невыносимо почти все то хамство, почти весь тот ужас, почти вся та пошлость, которая и есть окружающий его мир. более того, так же точно его мучили его собственные стихи. Он читал стихи, и почти все в них во время чтения ему не нравилось. То есть вообще стихи его были им очень любимы, это было видно, что он любит эти стихи. И вместе с тем, он почти все время себя перебивал жестами, ударами, знаменитыми своими ударами по лбу, от которых другой бы лоб давно раскололся, проборматываниями каких-то строчек, потому что они ему казались явно никуда не годными, какими-то прокрикиваниями, торопливостью какой-то в чтении других строчек. Короче говоря, он читал, реагируя беспрерывно на чтение собственного стихотворения. Но стихи были слишком экспрессивны для меня тогда. В них было очень много крика и очень мало структуры. Это я говорю нынешними словами, а тогда они просто показались мне лишними в моей жизни. Мне этого было не нужно. Поэтому я запомнил только одно стихотворение, наверное, это известное стихотворение, но я больше с ним никогда не сталкивался, как и вообще со стихами того времени. Я не перечитывал Бродского, а книжку, которую он мне, кстати говоря, подарил, у меня украли. И когда мне иногда нужно обратиться к этой книжке, я только вспоминаю вора, которого я знаю. Тех стихов, короче говоря, я больше не видел. Это были стихи, в которых, я помню, были большие вагоны [52] .
49
Опубликовано в кн. "Иосиф Бродский размером подлинника. Сборник, посвященный 50-летию И.Бродского" (Ленинград-Таллинн, 1990, С. 127-53).
50
Рейн датирует знакомство 1959-м годом.
51
Строка из стихотворения Николая Асеева.
52
Анахронизм. Имеются в виду стихи I960 года "Сад" {С:64-65/1:45]: "Нет, уезжать! / Пускай куда-нибудь // меня влекут громадные вагоны"
53
Иосиф Залманович Бейн родился в 1934 г. в Риге. Учился на филфаке Рижского университета. В 1971 году эмигрировал в Израиль. Стихи Бейна опубликованы в "Континенте" (No. 12, 1977, С. 120-23; No. 41, 1984, С. 210-13) и антологии "У Голубой Лагуны": K.K.Kuzminsky & G.L.Kovalev (Eds.), "The Blue Lagoon Anthology of Modern Russian Poetry" (Oriental Research Partners: Newtonville, Mass./ N.Y., Vol. 2B, 1986, C. 339).
А как он примкнул к вашей группе?
Не то чтобы у нас было какое-нибудь специальное заседание совета, чтоб Бродский примкнул. Прошло некоторое время, и оказалось, что мы беспрерывно видимся и даже проводим массу времени вместе, знаем все друг про друга. Хотя в это время мы женились, у нас были какие-то путешествия, какие-то увлечения и т.д., но впечатление того, что мы проводим массу времени вместе, оставалось. Во-первых, скажем, возлияния, чтение стихов в каких-то небольших собраниях, может быть, даже ежевечернее в какие-то сезоны определенные, но, кроме того, еще и жажда чтения стихов друг другу. Мы жили примерно в одном районе. От Рейна до меня было ходьбы 5 минут, а до Бродского от нас было 4 или остановок. И он жил как бы на середине между Бобышевым и нами. Что касается меня, то несколько раз в день он мне звонил, я ему звонил. У него была, например, такая "остроумная" шутка. Он звонил — при том, что телефоны прослушивались явно, и даже люди стояли в некоторые минуты у подъездов, особенно когда иностранцы какие-то приезжали — он звонил и говорил: "Але, это квартира Наймана? Это вам из КеГеБе звонят". И чтение стихов по телефону, и чтение стихов при встрече. Я описал в книге, как он читал мне "Большую элегию Джону Донну" [С:130- 36/I:247-51], только что написанную, еще горячую, в железнодорожных кассах, к ужасу всех стоящих в очереди за билетами [54] . Надо сказать, что антагонизма между группками нашими не было [55] . Разумеется, мы уважали больше всего себя. Например, я говорил кому-то: "Если бы я хотел писать такие стихи, как ты, я писал бы такие стихи, как ты. Но я пишу такие, какие пишу я, потому что мне их хочется писать". Скажем, была группа: Еремин, Уфлянд, Кулле, Виноградов и Лосев (Леша Лифшиц) [56] . И мы к ним относились, как к друзьям. Мы отдавали должное тому, что они пишут. Из Москвы приезжали... Долгое время в моем сознании, и не только в моем, безусловным поэтическим лидером времени, бесспорным, был Стась Красовицкий [57] , москвич. Их было три очень талантливых поэта — Красовицкий, Хромов и Чертков [58] . Я ни с кем совершенно не собираюсь вступать в полемику. Я просто действительно их считаю замечательными русскими поэтами. Другое дело, что Красовицкий в начале 60-х годов отказался от поэзии. Хромов продолжал писать. С Чертковым свои случились всякие злоключения. Не говоря уже о том, что он попал в лагерь, потом уехал за границу и т.д. Мы смотрели друг на друга с некоторым высокомерием, но все понимали, что высокомерие — это просто тот костюм, который надо на себя надевать. А на самом деле мы относились друг к другу с искренней доброжелательностью. Честно говоря, с некоторым недоверием смотрели на так называемую группу "горняков". У них был курс на публикацию. И они все очень быстро стали публиковаться [59] .
54
"Рассказы о Анне Ахматовой", Ibid., С. 72-73.
55
Владимир Уфлянд в своих воспоминаниях так охарактеризовал общее умонастроение: "Сторонники безвластия козыряли именами Пастернака, Хлебникова, Ахматовой. ... Мандельштам, Гумилев, Цветаева, Кузмин, Крученых и тем более Хармс, Введенский, Клюев тогда только-только по разрозненным строчкам стали возникать из пропасти запрещения. // Вопрос о научной классификации возникающей на глазах новой поэзии в зависимости от степени отношения к авангардизму, модернизму, классицизму и т.д. стоял тогда не особенно остро. Враг у всех, и у архаистов, и у новаторов, был один: социалистический реализм" ("Один из витков истории Пи- терской культуры , "Петрополь", Вып. 3, 1991, С. 109-10).
56
См. о "филологической школе" статью Льва Лосева "Тулупы мы" ("The Blue Lagoon Anthology of Modern Russian Poetry", Ibid., Vol. 1, 1980, C. 141-49; перепечатано в "Новом литературном обозрении", No. 14, 1995, С. 209-15), См. также В.Уфлянд, "Один из витков истории Питерской культуры" (Ibid., С. 108-15) и его же "Могучая питерская хворь. Заклинание собственной жизнью" ("Звезда", No. 1, 1990, С. 179-84).
57
Станислав Красовицкий родился в Москве в 1935 году. Окончил Институт иностранных языков. В конце 50-х годов был участником литературной группы Леонида Черткова, печатался в "самиздатском" журнале "Феникс". Стихотворения Красовицкого см. "Грани" (No. 52, 1962, С. 114-18), альманах "Аполлон-77" (С. 105-106), "Ковчег" (No. 2, 1978, С. 30-33), "Эхо" (No. 1, 1980, С. 31-49), "Часть речи" (No. 4/5, 1983/4, С. 91-105), "Gnosis Anthology" (New York, 1981, Vol. 2, P. 164-69), "The Blue Lagoon Anthology" (Ibid., Vol. 1, C. 70-99), "Гнозис" (No. 1 1, 1995, C. 89-91. В России стихи Красовицкого опубликованы в журналах "Октябрь", (No. 4, 1991), "Новый мир" (No. 4, 1994), в "Антологии Гнозиса" ("Медуза": СПб., 1994, С. 99-103). В 1962 году Красовицкий уничтожил свои стихи и запретил их публикацию. Ныне он отец Стефан, священник Русской православной Церкви (зарубежной), снова пишет стихи, но совершенно другие — духовного содержания. В журнале "Гнозис" (No. 10, 1991, С. 140- 49; No. 1 1, 1995, С. 119-36) начата публикация переписки Красовицкого с Дмитрием Бобышевым (1970-71 годы), отчасти проливающая свет на эту крупнейшую и загадочную фигуру в неофициальной российской поэзии. О Красовицком см. Михаил Айзенберг, "Некоторые другие... (Вариант хроники: первая версия)" ("Театр", No. 4, 1991, С. 98-118), Виктор Кривулин, "У истоков независимой культуры" ("Звезда", No. 1, 1990, С. 184-88) и его же предисловие к публикации в "Октябре": "На пороге двойного бытия" (No. 4, 1991, С. 136).
58
О литературной группе "инязовцев" см.: Андрей Сергеев, "Мансарда окнами на запад", беседа с Владиславом Кулаковым ("Новое литературное обозрение", No. 2, 1993, С. 289-96); Вл.Кулаков, "Отделение литературы от государства. Как это начиналось" ("Новый мир", No. 4, 1994, С. 99-112) [с подборкой стихов Г.Андреевой, О.Гриценко, Ст.Красовицкого, А.Сергеева, В.Хромова, Л.Черткова, Н.Шатрова — С. 113-32].
59
См. статью Владимира Британишского "Студенческое поэтическое движение в начале оттепели" в "Новом литературном обозрении" (No. 14, 1995, С. 167-80), мемуары Глеба Горбовского "Остывшие следы. Записки литератора" ("Лениздат": Л-д, 1991) и составленный Андреем Битовым специальный выпуск журнала "Соло" (No. 6, 1991).
Кто входил в эту группу?
Британишский, Кушнер, Агеев, Кумпан, Битов, Королева, Горбовский. Они были безусловно одаренные люди. Горбовского мы очень любили. Вообще, талант — вещь очень редкая, как мы знаем. И в таланте есть обаяние. Если человек не совсем уж сбрендил на себе и не все время думает о том, как ему сохранить скорлупу, в которую он себя запер, то талант его очень легко пленяет. А Горбовский был и, я думаю, есть, никуда это не ушло, необыкновенно талантлив. Тут не надо было задумываться, за что любить его стихи [60] . Мы их любили так же, как его поведение. (Так же и Голявкина: это талантливый прозаик, совершенно недооцененный. Он несколько замечательных книг издал. Тут тоже была пленительность таланта.) Что касается остальных "горняков", или членов литературного объединения Горного института, то их держали немного взаперти, как в таком хорошем колледже, знаете, чтобы они не путались с уличными, хотя они из себя изображали как раз уличных. Но они могли заразиться от нас наплевательским отношением ко всему, что могло быть названо сколько-нибудь официальным. А тогда, да и до последнего времени, нельзя было ничего напечатать без хотя бы тонкого яда официальности.
60
См. примечание 13 к интервью с Евгением Рейном в настоящем издании.