Бродячие собаки
Шрифт:
— Козлы! С ума посходили!
— Вы чо, уроды. Людей топите!
— Совсем оху… ли! — орали, матерились, а сами гребли к катеру.
— Геннадий, ты где? — Венька нагнулся через борт. Из темноты вынырнула Ласка, заколотила по воде лапами, обдавая брызгами хозяина. Он схватил собаку за загривок, ойкнул от боли в руке. Подскочивший Славик помог втащить Ласку.
— Руку-то хоть дайте. Чуть зубы не выбил. — Кое-как перевалили через борт Рассохина. Инспектор повалился спиной на дно катера,
— Ну вы чо, уроды! Вытаскивайте нас. Судорогой сводит! Захлебываемся же! — Из темноты возникла рука, ухватилась за край борта. — Додумались!
— Дерьмо не тонет, — клацнул зубами инспектор. — Четверо на одного. Пошли, Вень, к берегу, пусть вплавь добираются.
— Оставление в опасности для жизни и неоказание помощи: от трех до пяти лет общего режима, — выкрикнула с воды голова в мокрой лыжной шапочке, поднялась над бортом и опять погрузилась в забортную тень.
Одного за другим браконьеров втащили в катер. Вид у всех был небравый. Ручьями стекала вода.
— А где четвертый ваш? — Венька посветил прожектором на воду. Белыми ошметками плавала вывалившаяся из лодки мертвая рыба.
— Нас трое было, — сказал и закашлялся мужик в белой шапочке.
— Как? Он же багром от катера отталкивался. — Венька поднес к глазам окровавленную руку. — Пальцы мне чуть не отрубил.
— Ну уроды. Это вам в зачет! — матерился стриженый широкий мужик в одном сапоге, держась за борт, потряхивая в воздухе ослепительно белой ногой.
— Сильно крутой? — не попадая зуб на зуб, придвинулся к нему Рассохин. — Остынь, а то щас вплавь отправлю!
— Отправь, наживи горе!
— Прекрати, Виктор. Хватит, в другом месте будем с ними разговаривать, — крикнул, закашлялся тот, в светлой шапочке. Славик нагнулся к сидевшему на руле Веньке:
— Слышь, вон тот в шапочке, вроде как Курьяков?
— Кто-о?
— Прокурор!
— Он браконьер-то, не мы. — Венька кружанул катер вокруг лодки — никого. Заложил широкий круг. Чернота, гладь.
— Может, он в сеть запутался? Славик, ты не видел?
— Говорят, не было, значит, не было, нам-то что, — буркнул лейтенант.
Ласка уселась на носу и стерегла каждое движение своих врагов. Стоило кому из браконьеров пошевелиться, как она злобно взвизгивала, припадала на передние лапы, норовя броситься.
Тем временем рассвело. На воде заиграли розоватые отражения облаков. В этих отсветах мокрые, с ввалившимися глазами бракуши походили на оживших утопленников. На свежем ветерке при движении катера всех колотило крупной дрожью.
На берегу отжались, натянули на себя все, что было сухого. Развели жаркий костер.
Рассохин тоже надел все
— Давай, мужики, разойдемся миром, — веско выговорил все время молчавший, державшийся около прокурора осанистый лысый мужичок. — Вы у нас лодку потопили. Самих чуть к ракам не отправили. Ну зачем протокол?
— Фамилия, должность, — перебил Рассохин. Левый глаз его выглядывал, как из норы, из-под рассеченной козырьком нависшей брови. Другой — ореховый и блестящий на этот раз сверкал злобой.
— Не уговаривай, Иван Константинович, ребята себе срок зарабатывают. — Прокурор в куртке с чужого плеча выглядел бомжеватым подростком. Он тоже дрожал и стучал зубами, оттого слова получились рваные, не солидные. — Мы вышли полыбачить улочками. Зацепили чужую сеть. Намотали на винт. Стали распутывать. Вы наетели. Чуть не утопили. Нанесли матеальный ущеб и ущеб здоовью. — Он замолчал. Сцепил скулы, пытаясь унять дрожь и не стучать зубами.
— А что ж вы, рыбаки, с удочками убивать меня кинулись? — зло одной стороной рта усмехнулся Рассохин. — Во-о, чуть глаз не выбили.
— Вы сами оскользнулись и о борт ударились, — поспешно сказал прокурор.
— Ну и вы сами с лодки попадали, — в ответ сверкнул из норы глазом Рассохин, — у меня десять свидетелей покажут, как вы сети ставили. Ясно?!
Венька встретился глазами с прокурором. Ему было неловко за этого дрожащего, откусывающего слова человека.
По взгляду он понял, что человек, которого он, Венька, опрокинул в ледяную воду, заставил барахтаться и стучать зубами, не забудет и не простит до смертного часа.
— Не дрейфьте, мужики, — ободрил сотоварищей Рассохин, когда браконьеры уехали. Они выпили для сугрева водки. — Это для вас тут районный прокурор царь и бог. А я с самим областным чай пью.
— Сколько у тя, Вениамин, зарплата? — спросил, держась за припухшую щеку, лейтенант. — Сколько-о-о?!
— Четыреста пятьдесят, — буркнул Венька. — На бензин еще двести.
— За такие копейки под пули. — Славик, разом охмелев, посунулся к костру. — Да мы в Чечне в зоне боевых действий за день больше получали.
— Геннадий Федорч, я этого четвертого на расстоянии руки как тебя, — перебил егерь. — Ну натуральный зэка. Славик, ну ты же видел?
— Да трое их было, вроде.
— Мужики, не мог он. До берега ему ни за что не доплыть.
— Раз сами говорят, трое их было, значит трое, — веско выговорил Рассохин. — Тебе-то что.
— Я его, как тебя, видел.
— Закусывай, Вень, вон салом. Пьянеешь ты быстро.
— Мы его утопили?
— Ну утопили, так утопили. На, закусывай.