Броненосцы Петра Великого -ч.3 Петербург
Шрифт:
— Что стряслось, служивый?
— Просительница к тебе, княже, с осени дожидается
— Так прямо с осени и ждет?
Улыбаюсь, представив эту картину бессменного зимнего ожидания.
— Точно так! Ваше сиятельство.
Не понимает тут народ сарказма.
— Тогда веди свою просительницу.
Собственно говоря, вести ее особо и не надо было, дородная тетка явно не просто так поблизости мялась. Непонятно только, чего сама не подошла.
А вот дело у тетки было интересное. Не принимают ее кровинушку в школу, говорят, мал еще. А у нее мужик утоп, да на руках трое «кровинушек» осталось —
Задумался. А ведь это целый пласт. Сколько таких баб по Руси? А сколько младенцев мрут от голода, так как на все рты не хватает? И никакая медицина тут не поможет.
Начал в уме перебирать сметы содержания школы и корпуса. Вот почему, спрашивается, так впритирку сметы составляю? Некуда всунуться. Хотя … Прикинул по финансам коммерческое использование. Можно при школе готовить команды для купцов, будет небольшая денюжка, на нее делаю корпус юнг. А в корпусе морской пехоты делаем школу кадетов. А вообще, надо Петру протолкнуть идею при каждом полку иметь школу кадетов или юнг. Лет с девяти, чтоб царевича в пример приводить. Сколько там затрат? Пусть будет 10 % от состава полка, это около 400 рублей в год удорожания содержания каждой тысячи солдат полка. Ммммм… Предложу государю штуцера изготавливать на 40 копеек дешевле. И по орудиям надо прикинуть скидку. Сложно, конечно, будет, но попробовать можно.
Мою задумчивость тетка восприняла неправильно, ударившись в заверения, что век молить будет и тому подобное.
Прервал ее жестом.
— Приводи завтра в школу свою кровинушку, да бабам, которые как ты, без кормильца детей поднимают, скажи, что будет в школе новый стол, для юнг, которым девять годков исполнилось. Примем всех, да морскому делу научим, но после того им послужить государю на флоте должно. Срок государь сам определит. Коли согласна с этим — приводи. И благодарить меня не надо, государя благодари — все по воле его делается. Ступай.
Последнюю фразу добавил, заметив, как тетка набирает воздуха в легкие. Тихий морозный вечер не хотелось портить потоком восхвалений. Зима тишину любит.
Вечером писал приказ по школе и приказ по полку морской пехоты. Будет у нас пару рот юнг в школе и полк кадетов в корпусе. Если Петр не поведется на финансирование этих бойскаутов — разорюсь окончательно.
Потом долго сидел над готовыми приказами. Постукивал ручкой по столешнице, перекатывая ручку между пальцев. По столу плясала длинная тень, прихотливо извивающаяся под колеблющимся огнем масляной лампы. Лампа, кстати, была дрянная, точнее, масло в ней было отвратительным, и пахло соответственно.
То, что утрясу утром вопросы с начальником школы — ничуть не сомневался. Вот только вопроса это не решало. А младенцы? А как в остальных местах?
Надо дом малютки и интернаты, с военным, само собой, уклоном — иначе к Петру можно вообще не подходить.
Дом малютки повесить на социальную функцию факторий. Хотя, это более важно для городов. В селах редко когда младенца без опеки родни оставят. А в городах — запросто. Вот тут и нужны эти дома. И прием младенцев анонимным сделать, иначе их просто душить будут, как и было в истории. Помниться, даже монастыри практиковали анонимный прием младенцев — висела веревка с корзинкой у глухой стены.
Сложно будет? Видимо да. В мое время ежегодно в роддомах матери отказывались примерно от 10 тысяч младенцев. Если верить газетам. И это при наличии средств предохранения. Увеличить цифру вдвое? В десять раз? Буду считать, один отказник в год на каждые 3 тысячи жителей. Значит, для Москвы надо закладывать дом минимум на сотню жителей в год. А пока им лет 10 набежит, чтоб могли в кадеты пойти — уже тысяча проживающих наберется. Жуть. А Москва еще и подрастет… Словом, тысячи на три надо закладываться в каждом крупном городе. И сотен на пять в среднем. С селами и мелкими городками фактории справятся.
Парней пристрою на военную службу и на школы при заводах. А с девчонками как? Школа благородных девиц у нас для аристократии. Как же этот девичий питомник обозвать то? Да еще так, чтоб Петр купился. Юнги есть, кадеты есть…
Девчонки будут валькириями. Это, кстати, вовсе не значит, что они должны быть воительницами. Изначально валькирий позиционировали как дочерей славных воинов, впрочем, в скандинавской мифологии иных и не было, которые подбирают на полях сражений павших и сопровождают их в Валгаллу. Вполне себе сестры милосердия.
В чертогах бога Одина на них еще накладывали дополнительные функции по обносу пирующих хмельными медами. Функции воительниц на валькирий навесили позднее, если верить литературе. Да и то, они не сами рубились, а давали благословение Одина одной из сторон.
Что выходит? Сестры милосердия, вспомогательный обслуживающий персонал и священнослужительницы в одном лице. Меня все устраивает. Интересно, а как посмотрит Ермолай на священников женщин? Что-то, не помню такого. В женских монастырях вроде были игуменьи, а вот так, чтоб в поселковом храме и женщина службы отправляла — не помню такого. Одни попы по храмам. Толстенькие в основном.
Но это все духовное …. Где же мне столько денег то взять?
Посмотрел на часы — первый час ночи. Где там мой духовник?
Вломился в соседнюю дверь, держа лампу на отставленной руке, со словами — «Благослови, отче». Ермолай продрал глаза как бывалый солдат — еще дверь не успела полностью распахнуться. Завидую. Например, меня из пушки не разбудишь. Следующим, вполне понятным движением, в меня полетел валенок. Хороший, между прочим, кожей подшитый. Не скупятся святые отцы на благословения.
Поставил светильник на стол, отвернув отражатель, чтоб Ермолаю в глаза не било, уселся у него в ногах на кровать.
— Дело важное у меня, Ермолай. Давай расскажу кратко, а потом поговорим.
Ну и рассказал, про тетку, детей, младенцев, подкидышей, девчонок, валькирий и священнослужительниц. К концу рассказа Ермолай окончательно проснулся, и слушал внимательно, морщась исключительно к месту, то есть на деньгах и женщинах-священниках.
Далее была моя очередь слушать. Скажу сразу — моя недоработка. Вот сколько раз хохмил по поводу — «… если ничего не помогает — прочти, наконец, инструкцию» — а сам Библию так и не удосужился изучить и законспектировать. Оплошал. Поставил жирную зарубку в памяти.