Броненосцы Петра Великого -ч.3 Петербург
Шрифт:
В наши ворота так никто и не постучал. Надо будет отвезти татя завтра Ромодановскому и поговорить с ним про несение службы. Не грех ему подсказать пару мыслей, а уж реализует он их или нет, только время скажет.
Неделя в Москве прошла в привычной беготне. Вечерами предпочитал сидеть дома и портить зрение, переводя чернила литрами. Даже несколько приглашений от бомонда игнорировал. Некогда мне веселится, а политическую обстановку неплохо в штабе донесли. Штаб флота, кстати, порадовал. Да, нареканий еще много — но все принципиальные вопросы уже нашли своих руководителей, и появилось даже некоторое стратегическое планирование. Такими темпами им и самостоятельное планирование военных кампаний скоро можно будет поручать. По крайней мере, мои наброски на летнюю кампанию они
Исаак не преминул меня озадачить. Дело в том, что старая истина — «кто предлагает, тот и страдает» — работает во все времена. Петру понравилась идея мелкой бронзовой монеты с отчеканенными на ней событиями. Пока утвердили четыре события — Азов, Крым, Константинополь и Скагеррак. Нарву, Петр отчего-то не стал увековечивать на монетах. Пушечную бронзу, хоть и собирались использовать для каждого события из тех пушек, которые в нем участвовали — но в итоге переплавляли пока только османские пушки. И тут в полный рост вылезла проблема штампов.
На самом деле, проблем с бронзой вылезло много. Отчеканить монету — это только вершина айсберга, сама чеканка занимает примерно 15 % всех трудозатрат. 40 % трудозатрат занимает выплавка монетного цана — металла, с определенным составом, заданной формы и толщины. Еще 45 % трудозатрат занимает выделка монетных пластин — тех самых кружочков, на которых будет отчеканена монета. Кружочки должны быть одинаковые, гладкие, отполированные, да еще, по новой моде — с гуртом, то есть с насечкой по торцу монеты. При этом за кадром остается бешеный труд граверов, изготавливающих штампы.
Все это монетный двор мог делать, но бронза, как твердый металл, вызвала у монетного двора лихорадку. Монет нужно много, штампы изнашивались быстро, изготовление монетных пластин по старой технологии — отсеканием от круглого стержня цана — задерживало все производство. Словом, денежная реформа началась, и забуксовала, выдавая слишком мало монет. Бронза — это вам не серебро и не золото.
Теперь, наш главный казначей меня откровенно шантажировал — мол, некогда ему заниматься моими вопросами. Обещал ему поставить в Москву набор станков. Будем прокатывать бронзовую полосу, и рубить из нее монетные пластины. Это значительно ускорит процесс. Еще подумаю, над травлением штампов — это ускорит процесс еще больше. Но тут надо экспериментировать, так как хорошо знаком только с технологией травления электронных плат хлорным железом. Теоретически, процессы похожие. Чтоб протравить печатную плату — на медную фольгу наносят рисунок дорожек будущей печатной платы и потом окунают заготовку в раствор хлорного железа. При этом наносить рисунок можно чем угодно — лаком, клеем, лишь бы в растворе рисунок не размылся и защитил медь. В итоге, через несколько минут вытаскиваем из раствора плату, на которой всю, не защищенную рисунком, медь сожрало хлорное железо — остается только смыть нанесенный рисунок и плата готова. По логике, с железом можно проделать аналогичную операцию. Предположительно, если медь травим хлорным железом — можно попробовать травить железо медным купоросом, а для хлорности еще и соль добавить. Больно уж жалко кислоту расходовать. А практически — надо пробовать.
Почему просто не отливать штампы? Можно, конечно. Но отливка, а потом долгая чистовая обработка твердого штампа — скорости не прибавит. Можно отливать мастер-штамп, а потом делать с него рабочие штампы путем выдавливания. Вот только для мастер-штампа металл надо брать еще тверже, а у меня такой номенклатуры пока нет. Для бронзы и так потребен штамп из максимально твердой стали. Не до жиру. Попробую травить.
Итальянцы влились меньшей частью в мои бизнес проекты, а большей частью в стены заработавшей осенью академии. Федор рассказывал — государь лично открывал это торжество. Москва потом почти неделю гуляла. Сразу представил себе, как Петр толкал речь на склоне холма перед академией, а куча рабочих с обратной стороны главного корпуса лихорадочно заканчивали кладку. Ну и ладно, главное — открыли. Дам годик устояться и займусь учебными программами — пока некогда.
В средние школы прошел новый набор. Медичек свозили добровольно принудительно,
Дела закручивали и намекали минимум на пару месяцев продолжения. Тут и «Дом Малютки», и интернаты, и школьные программы — в том числе, руководители этих программ, так как Тая категорически отказывалась оставаться в Москве без меня. Непоседливые профессора, множество переведенных книг, которые нужно было вычитать и по мере сил исправить в них ляпы. Загрузка типографии новыми заказами, в том числе и сказками, которые еще собрать и написать надо. И это только кусочек дел. Штабы меня повадились потреблять до жаренного состояния в собственном соку. Письма. Визиты послов… Надо немедленно сваливать из этого гадюшника — а то не за горами и угощение особо вкусными грибочками. Если уже не попотчевали, чем ни будь долгоиграющим.
К середине марта исчерпал лимит сдержанности. Ледоход на Сухоне в конце апреля? Успеем! Даже если не успеем, бороться со стихией много проще, чем с людьми. Выезжаем. Заодно, испорчу планы супостатам — они явно ждут от меня традиционного спуска по реке. А мы пойдем на армейской телеге по льду и раскисшим дорогам! Надеюсь, она весеннее бездорожье осилит. Четверку лошадей запряжем.
Покидали Москву по утреннему туману. Вспомнилась песня «Миража»
Звезды нас ждут сегодня,
Видишь их яркий свет.
Люди проснутся завтра,
А нас уже нет.
За спиной кричали неоконченные, да даже толком и не начатые дела. Им вторили руководители, на эти дела назначенные и брошенные в самостоятельное плаванье. Хорошо, что весь этот гомон только у меня в голове слышен — случись иначе, в городе точно бы переполох случился.
Чувствовал себя предателем. Зато плечи постепенно разворачивались, сбрасывая неподъемный груз хлопот, людского влияния и давления. Вырвался. Плевать, что огромные колеса нашей телеги обросли муфтами грязи, что движемся в час по чайной ложке. Зато внутри, в домике, тепло, дорогая мне женщина смотрит одним глазом за печью, а другим штудирует очередную книгу, Ермолай с морпехом за столом углубились в теологию — даже слушать не хочу. Второй морпех кемарит у переднего брезентового полога, делая вид, что неусыпно охраняет мою персону. Пастораль. Задвинул обратно брезент полога, через который подсмотрел эту отогревающую душу картину. Хорошо то как. Вокруг Русь-матушка, укрытая снегом с редкими проталинами. Впереди вьется дорога, проложенная особо нетрезвым ямщиком. Позади люди, с которыми мне хорошо.
Так и надо делать великие дела, открытия и путешествия. Не сотворить их, сидя в кабинете посреди зависти и злобы.
Справа, на чистоту неба поднималось солнце, в деревьях перекликались птицы, мерно шлепала по грязи четверка лошадей, звякая сбруей и изредка фыркая. Приходил в согласие с самим собой. Первый шаг в Северной войне, для меня, был осознан именно теперь. Скоро из Воронежа выступят полки, покатятся вереницы телег, боевых двуколок и орудий. Скоро потянутся гирлянды телег снабжения, выскребшие до донышка склады заводов и артелей — к ним присоединятся купеческие караваны, и крестьяне будут перекликаться друг с другом, делясь новостями и слухами. Страна вставала на колеса, и начинал реять призрак лозунга «Все для победы».
Но вокруг пели птицы. Не вязалась война и весеннее солнце. И это радовало особо — все мы в чем-то страусы, радующиеся хоть временной возможностью засунуть голову в песок. Кстати, про страусов — это распространенное заблуждение. Страус приближает голову к земле, чтоб лучше слышать распространяемые по земле звуки. Примерно как индейцы прижимали ухо к земле, слушая, где добыча или погоня. Но заблуждение прижилось и вошло в поговорки.
Наслаждался спокойным днем, и предстоящим путешествием. Можно считать, у меня месячный отпуск, когда есть возможность забыть про дела, про обязанности адмирала и про все, к чему не лежит душа. А для того, к чему она лежит — у меня была припасена внушительная пачка чистой бумаги, но пока и этого не хотелось. Перенапрягся, похоже.