Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов
Шрифт:
Пай–Пай шел первым — он уже бывал здесь. За ним следовал Лейтенант — высокий, пластичный, с тонким умным лицом. Лейтенант любил приодеться — на нем был модный костюм; из верхнего кармана пиджака высовывался чистый платок.
— Иван Ефимович у себя? — спросил Пай–Пай. Заказ этот добыл он сам, как и другой, по которому ему пришлось выезжать в Новосибирск. — Он один?
Из торгового зала вглубь вела стандартная дверь. Там помещался кабинет директора и подсобка. Вторая такая же дверь была со двора. За заборчиком
— А зачем он вам? — вторая овца, старшая, наконец взглянула в их сторону.
— У нас личный вопрос.
— Идите. Никого с ним нет.
Овцы продолжили болтовню. Пай–Пай провел Лейтенанта в небольшой коридорчик — с печкой, с пустым стулом в углу. На нем обычно сидел хмурый неразговорчивый телохранитель, лицо кавказской национальности. Как и обещали Пай–Паю, кавказца на месте не было — он был заранее записан к зубному врачу.
— Сюда!
Лейтенант уже открывал дверь.
— Могу?
Директор от неожиданности дрогнул: он никого не ждал. Тем более посторонних. Деятельность подпольной структуры тщательно укрывалась от чужих глаз.
— Как удачно, что я вас застал, Иван Ефимович…
Лейтенант, в отличие от Пай–Пая, держал себя непринужденно: в другой своей жизни, прежде чем попасть к хозяину, Лейтенант дважды поступал на факультет журналистики, проходил творческий конкурс. Мать его была художницей.
— Мне просто повезло!
У директора заскулило на сердце.
— Слушаю вас…
Лейтенант и Пай–Пай, не спрашивая, придвинули себе стулья.
— Не удивляйтесь этому визиту, — искренне обратился Лейтенант. — Просто оказались в ваших краях, и вдруг я вспомнил: меня же просил переговорить с вами мой шурин… Собственно, какой он мне теперь шурин… — при необходимости Лейтенант изъяснялся красноречиво и многословно.
Пай–Пай смотрел в сторону и не особо прислушивался, но директор время от времени с опаской поглядывал на него. Он был человек опытный — знал: злой рок мог иногда принять и обличье молодого, но видавшего виды вора, попутно подрабатывающего на мокром.
— Шурин? Кто же это?
— Вы его знаете! Он из Бутова. Сейчас в глупейшем положении. Ревизия, то–сё… Недостача! В трехдневный срок надо внести деньги…
Директор начал догадываться о цели визита: это был ничем не спровоцированный шантаж. Классический грубый рэкет. Примитивное вымогательство. Он покосился на дверь, за которой на стуле обычно находился бык — охранник.
«Всегда так! Месяцами сидел без дела. А когда припекло — нет его! — Но тут же подумалось: — Не случайность, конечно! Знали, что отпросился! Потому и пришли!» Выводы надлежало делать потом, сначала как–то выходить из затруднительного положения.
Лейтенант тем временем все быстро запутывал — на случай, если Ефимыч включил на запись спрятанный в столе
— …Опять же ревизия! У вас–то, я знаю, ревизии не было уже года три… — Он выражался туманно. Те, кому предстояло бы анализировать диктофонную запись, должны были запутаться, а самому директору следовало трижды подумать, прежде чем тащить запись в контору.
— А я–то при чем к твоему шурину? — Хозяин кабинета грубовато отстранил витиеватое плетение Лейтенанта. — Растратил — пускай вносит! — С директором магазина в Бутове, под Москвой, его абсолютно ничего не связывало, он даже никогда не слыхал о нем.
— Конечно, надо вносить! — подхватил Лейтенант. — Мы так и советуем: «Вноси!»
— Вот и все дела!
Директору на миг показалось, что его опасения ошибочны. Краешком глаза он даже взглянул машинально в лежавшую перед ним пачку накладных.
— Тут я с вами полностью согласен… — Лейтенант был — само миролюбие.
— В чем же дело?
— Сейчас вы поймете! Шурин не молод… Ему, как вам, пятьдесят шесть. И тоже, как вы, долго жил в Казахстане. В Джалагаше… Почти рядом с Кзыл–Ордой!
Директора неприятно кольнула эта подробность: выходило, что его биография не была для гостей тайной — им предварительно интересовались. Возможно, они знали даже, что в Кзыл–Орде он отсидел несколько суток в качестве подозреваемого, пока областной прокурор не дал отбой.
— Шурина тоже тогда прихватили. Вы, наверное, помните следователя… Он, кстати, из Кзыл–Орды…
«Все разнюхали…» — директор мысленно чертыхнулся.
— Следователь сейчас на пенсии. А все дела, приостановленные за нерозыском, у его коллеги! По всему Союзу бедолага ищет обвиняемых и не может найти!
Ивану Ефимовичу давно уже следовало сказать: «Короче! Говори, что тебе надо конкретно…», но все не хватало духа. Лейтенант и сам подошел к финалу:
— Шурин сказал: «Поговори с Иваном Ефимовичем! Конечно, неудобно напоминать. Но он должен одному человеку энную сумму… — Лейтенант назвал имя клиента. — А тот человек должен мне. Если Иван Ефимович внесет быстро, за пару дней, я как–то выкручусь…»
Директор почувствовал твердь под ногами. В вопросе о возврате долга у него был заступник — известный вор в законе Афанасий. Он как раз находился в Туле.
— Так ты вон о ком печешься! Не о шурине! Так бы и сказал. Ничего у тебя не получится. Человек этот знает: мне надо еще полгода, максимум год…
— Да человек этот — Бог с ним! Шурин–то не может ждать! — Лейтенант снова был сама предупредительность. — Три дня у него срок! Я как рассуждал? Жизнь есть жизнь! С каждым все может случиться!
— Со мной не случится! — Иван Ефимович поднялся.
Лейтенант и Пай–Пай продолжали сидеть.
— Разговор окончен. Все!
Рэкетиры тоже поднялись.