Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов
Шрифт:
— И не подумаешь! — подначил Омельчук.
— Вечером вместе работаем на вокзале — скажет, бывало: «Виталька! Купи два кусочка хлеба, кефир и сто пятьдесят колбасы в буфете!» Идешь!.. И тут уж смотри — чтоб ни больше, ни меньше! Все рассчитает! До копеечки! Сдачу отдай точно! А то скажет: «И кефирные бутылки сдай!» Тут уж… «Нет, — я говорю, — Пал Михайлович! Бутылки я не понесу!» А тру–у–ус! Взять с этим же магнитофоном. «А вдруг узнают?» — «Так ведь, — говорю, — его все равно на переплавку!» — «Но ведь, —
«Сдал!»
Мягко, без нажима Омельчук принялся зондировать почву, варьируя нужным словечком.
— Народ, я смотрю тут честный. Приносят, сдают!
— Это есть! Народ у нас хороший, товарищ подполковник, чужого ему не надо.
— А как насчет документов?
— То же самое! Приносят — принимаем, пересылаем…
— А с партийными билетами? Конфликтов с райкомом, горкомом не бывает? Тут ведь дело тонкое!
— Это точно! — Виталий зажегся, однако вначале потянулся за стопкой. — Выпьем, товарищ подполковник! Я вам сейчас одну историю расскажу!
Выпили как положено. Не спеша. Также неторопливо, спустя время, одинаково поддели вилками по рыбке с томатом. Виталька поманил Омельчука, зашептал в ухо:
— Сегодня документы принесли. Карточки, партбилеты. Пропуска… Ну, вообще!.. Я таких и не видел! На самый верх. В ЦК КПСС!
Омельчук боялся пошевелиться, чтобы не вспугнуть.
— Из поезда выбросили…
Виталька рассказал всю историю. Про машиниста, про звонок Картузова из московской милиции.
— Хотел чужими руками жар загрести…
У Омельчука прорезался наконец голос:
— И где сейчас все?
— Начальник взял.
— Созинов? Понес в партийные органы?
— Нет!
Старший опер объяснил:
— В санаторий едет. В Москву. Вот и завезет. Прямо с доставкой на дом. В ЦК.
Омельчук отпал.
— И когда ему в санаторий?
— Выезжает? А сегодня!
Виталька был сама беспечность.
— Сейчас, может, уже выехал!
— Мне ждать вас, товарищ капитан? — С Игумновым был все тот же водитель.
— Ждать.
Разыскник 49–го отделения, на территории которого проживал владелец «Тойоты», и другой парень, находившийся вместе с ним в машине, назначили встречу именно тут, в комплексе. Очаг спортивной культуры ютился на краю раскинувшегося широкого оврага. На другом склоне разбит был старый фруктовый сад. Дно принадлежало зловонному стремительному ручью. Комплекс не был престижным, но в нем имелось все, что необходимо пацану в микрорайоне, где, кроме кинотеатра и общественного туалета с наркотой, нет ни одного другого объекта соцкультбыта.
Игумнов дернул входную дверь — она оказалась не заперта; вошел внутрь. Небольшой холл отделяло от зала прозрачное — от пола до потолка — стеклянное ограждение. За ним был ринг. Там шла тренировка. Младшеклассники, совсем дети, отрабатывали
Разыскник 49–го — плечистый, невысокого роста — уже ждал Игумнова. Небрежно кивнул в угол, на тренажеры.
— Качаются…
Оказалось: это — ностальгическое. С минуту оба наблюдали молча.
«Большой спорт — наверное, единственный путь наверх для детей из неблагополучных и малоимущих семей, у кого нет поддержки со стороны…» — писали советские газеты про юношей–негров, чемпионов и рекордсменов.
«Предполагается, что у нас все иначе…»
Из тренерской кто–то выглянул — увидев вошедших, ни о чем не спросил, закрыл дверь. В спорткомплексе был нюх на ментов и бандитов. Разыскник показал на низкую спортивную скамейку перед ограждением.
— Лейтенанта я давно знаю…
Они присели. Игумнов уточнил:
— Хозяина «Тойоты»?
— Да. Росли вместе. В школе тоже вместе учились. Потом он ушел… На шесть лет.
— Грабеж?
— Квартирные кражи. Потом вернулся.
— Работает?
— Обещает… Я с него несколько раз слово брал. Требую, чтобы учился или работал…
— Специальность есть у него?
— Поступал на факультет журналистики…
— На учете состоит?
— На списочном. А точнее, просто в голове держу! — Разыскник предложил откровенность.
«Значит, ни в картотеке УМУРа, ни в Зональном информационном центре не значится…»
— А второй? Который с ним?
— Кабан. Этот чемпион по юниорам. Классик. Борец. Восходящая звезда.
— Как бы она не взошла в Бутырке.
— Запросто!
Разыскник оказался того же разлива. Коротко поведал о себе. В спорт привел культуризм — желание развить мускулатуру. Качались в подвале, который сами же обустроили. Многие из тех, с кем вместе начали, быстро отсеялись: тренировались вечерами — не у каждого хватило сил постоянно конфликтовать с семьей. Легче было тем, у кого одна мать или бабка. Потом нужны стали деньги. На снаряды, на тренажеры. На анаболики — растить дикое мясо… Не говоря уже о спортивной одежде, о косметике для девочек.
— …А вокруг уже вовсю фарцевали, крали, спекулировали. Остальное тебе ясно! — Разыскник не стал уточнять.
— Встречаетесь?
— С ними? Бывает. И выпиваем! Соседи… Куда денешься? — Он пожал плечами. — Пьем за то, чтобы не встречаться по разные стороны. Они знают: в случае чего — я буду в них стрелять. И они в меня тоже. А что делать?
За стеклянными ограждениями начались спарринги. На ринг первыми вышли самые младшие. Отцы привели их, когда детям исполнилось шесть–семь лет. Теперь это были юные профессионалы.