Бронированные жилеты
Шрифт:
— Судился за кражи… Так? — спросил подполковник.
— Все известно! — Никола промолчал про лагерное убийство.
— Воров здешних знаешь?
Никола поднял желтовато-бесцветные собачьи зрачки. Наступал единственный тот короткий момент, который судьба предоставляет каждому перед тем, как отобрать у него последний шанс.
— Со всеми бегал. Сейчас уже все паханы. Второй Никола, Сова, Пека…
— Карзубого знаешь?
— Его сестра со мной жила…
Подполковник помолчал.
— Тут разбой у нас нераскрытый.
— Это Алексей. Он сейчас со мной в камере, — просто сказал Никола. — Шапку он завмагу продал в Алехнове. С ним еще был парень. Приезжал в гости к сыну военкома. Они вместе служили…
Подполковник не мог найти слов. Никола сделал ему поистине царский подарок. И, как тут же оказалось, не один.
— …Весной они сняли часы со студента — «Электронику». И импортные очки. «Электронику» загнали продавщице в универмаге. Она стиральным порошком торгует… — Его необременённая воровская память была строго фиксирована: «Кто?» «Кому?» «У кого?» «С кем?»
— А очки?
— Сестра носит — она в сберкассе работает…
— Верно…
Подполковник замолчал.
«Потерпевший жив, — подумал он. — И будет жить. Этого, — он взглянул в бесцветные зрачки Николы, — одна могила исправит. Мораль читать ему бесполезно. Тюрьма ничего ему не даст. Как воровал, так и будет воровать. Но здесь он хотя бы принесет пользу. И уже принес…»
Было и другое немаловажное обстоятельство. Подполковник отправлял в Феодосию жену с двумя детьми и племянницей.
«Четыре билета, целое купе. И всего один поезд в сутки. Билетов никогда нет… А за этого будет просить железнодорожная милиция!»
Он решился:
— Следователь допросит тебя. Там посмотрим. Я лично не стану настаивать на аресте.
Никола не стал ни о чем больше просить. Валявшихся в ногах воров милиция не уважала.
— Да! Вот еще! — вспомнил Никола. — У одного отобрали золотое кольцо и не вернули. В милиции. По-наглому…
— С руки?
— В кармане лежало. Совсем крохотное, с женского тонкого пальца. Кольцо это — ворованное.
— У нас кольца вроде не пропадали.
— Наверное, еще откуда-то.
— В нашем райотделе взяли?
— Нет! В милиции аэропорта.
Игумнов достал материалы об исчезновении обеих женщин. Одна из заявительниц писала:
«Прошу разыскать мою дочь — Старкову Лилю Владимировну, которая вылетела 6 июня вечером из Воронежа. До Москвы она долетела, о чем дала нам телеграмму из аэропорта. Дальше ей надо было ехать электропоездом. Что с ней произошло в пути — мы ничего не знаем. Очень волнуемся. Девочка наша — скромная, застенчивая. Раньше никуда одна не ездила. Я мать, у меня семеро детей…»
Розыск пропавших без вести не влиял на процент раскрываемости. Но заявление Старковой пришло сразу после другого — аналогичного — от мужа Зубрун. Его жена также вылетела из Воронежа в
Это свидетельствовало о сложности оперативной обстановки. Оба заявления были принесены в жертву идолу высокой раскрываемости.
«Пр. переговорить. Картузов» — значилось на приколотой к вырванному из ученической тетради листку записке. Даты не было. Начальство соблюдало десятки предосторожностей, чтобы не оказаться замешанным.
У Картузова был нюх на документы, за которыми обычно следовал хвост. Второе заявление он сунул Игумнову у себя в кабинете.
— Какая-то чепуха. Девчонка уехала, не добралась к месту. Может, сейчас уже дома. — На заявлении не было входящего номера. — Не надо лишней волокиты.
Начальник канцелярии, многоопытная дама, годившаяся по возрасту Игумнову в матери, внимательно читала почту и регистрировала лишь самую безобидную и о преступлениях, совершенных вне территории обслуживания. При этом она ни разу не обманулась в прогнозах, хотя и не имела специального образования.
Остальная почта шла без регистрации на стол начальства и расходилась с записками — «Пр. переговорить», «Разберитесь». Без дат.
Игумнов машинально перечитал телеграмму:
«Татьяна Зубрун монтажница временно прописана Москве общежитии убыла рейсом 541 28 мая месту назначения не прибыла организуйте розыск сообщите Куйбышев воинская часть Зубрун А. Н. сверхсрочник».
Было ясно:
«Ни та, ни другая женщина уже не вернутся никогда!»
Отдел не спал. Игумнов снова отметил присутствие обэхээсэсников с линии, они сидели гуртом в учебном классе — единственном помещении, не имевшем телефона.
«Чтобы не смогли предупредить, если среди них есть предатель…» — ОБХСС по какой-то причине задержал начало операции.
— Генерал звонил… — Егерь отвел Игумнова в сторону, зашептал почти беззвучно: — Дал команду готовить представление. Тебя к Красной Звезде. Старшему сержанту — «За отличную службу». Качана к деньгам…
Говорилось это неспроста. Дежурный сразу перешел к делу.
— Сейчас генерал приедет. Потом те, из комитета. А тут заявительница… Черт принес!
Деликатные проблемы решались, как правило, руками розыскников.
— В чем суть? Что-нибудь серьезное?
— Да нет. Кража из автокамеры. Вещей — кот наплакал. Единственно — французская косметика.
— Подозреваемые есть?
— Какой-то мужчина вертелся. Мог подсмотреть шифр… Давай Качан с ней поговорит?
Он предлагал Игумнову подставить вместо себя Качана. Заодно и вместо него.
Егерь знал, конечно, что Игумнов на это не пойдет.
— Она тут? Зови.
Дежурного устраивал и такой вариант. Присутствие старшего по должности — Игумнова — автоматически снимало ответственность с младшего — Егеря.