Брошенные тела
Шрифт:
— Мне очень жаль, — сказала она. — Но все же ты…
Бринн замолкла, увидев, что он достал из кармана брюк бумажник и роется в нем. Она наблюдала за ним, с преувеличенной тщательностью ощупывая бинт на щеке.
Господи, неужели он сейчас достанет фото своей любовницы?
Но он подал ей лишь маленький белый прямоугольник бумаги.
Бринн поневоле скосила взгляд — повязка мешала читать правым глазом, которым она видела лучше.
Рельефными буквами на карточке значилось:
«Сандра Уэйнштейн, доктор медицины. Частная практика. Авеню Албемарль, дом 2942,
Ниже от руки было приписано: «Пятница, 17 апреля, 19 час. 30 мин».
— Так она… — начала Бринн.
— Психоаналитик. Терапевт… Проще говоря, мозгоправ.
— И, стало быть…
— Ты видела нас около мотеля, Бринн, а не внутри. Она работает в офисном здании, расположенном рядом. Обычно по вечерам я бываю ее последним пациентом. Поэтому иногда мы выходим на улицу вместе. В один из таких моментов ты нас и заметила.
Карточка хрустнула в пальцах Бринн.
— Позвони ей. Сходи на прием. Я позволю ей рассказать тебе обо всем. Пожалуйста, поговори с ней. Помоги мне понять, почему ты любишь свою работу больше, чем меня. Почему тебе приятнее проводить время в патрульной машине, а не дома. Помоги мне стать хорошим отцом для твоего сына, к которому ты меня не подпускаешь. И зачем ты вообще вышла за меня замуж? Быть может, вдвоем вы сумеете в этом разобраться. Я, как ни стараюсь, не могу.
Бринн сбивчиво попыталась защититься:
— Но почему же ты ничего не сказал мне? Почему не попросил сходить с тобой? Я бы согласилась!
Она верила, что говорит правду.
Грэм поник головой, и Бринн поняла, что задела его больное место — так кончик ее языка бередил десну выбитого дробью зуба.
— Я и должен был это сделать. Сандра постоянно предлагает. Я собирался несколько раз, но не смог себя заставить.
— Но почему?
— Меня пугала твоя возможная реакция. Ты могла решить, будто наша семья не состоялась и я слишком многого от тебя требую, боялся, что уйдешь. Или, по своему обыкновению, возьмешь все под контроль, и я перестану понимать, на каком я свете… И мне самому начнет казаться, что никакой проблемы не существует, — пожал он плечами. — Да, я должен был тебе рассказать об этом. И не мог. Но послушай, Бринн, время упущено. Ты — это ты, а я — это я. Яблоко и апельсин. Мы слишком разные. Так что расстаться лучше для нас обоих.
— Но ведь на самом деле еще не поздно. Не суди по последней ночи… Это был… Это был просто кошмарный сон.
Неожиданно для нее Грэм вспылил. Отшвырнул свое кресло и поднялся. Пивная бутылка упала, залив пеной тарелку. Добряком по натуре овладел гнев. Бринн внутренне сжалась, вспоминая вечера с Кейтом. Ее ладонь дернулась к подбородку, хотя она знала, что Грэм никогда не поднимет на нее руку. Жест самозащиты вышел непроизвольным. Она не сводила с него глаз, словно вновь видела перед собой волка, таившегося в заповеднике.
Она понимала, что злость его обращена не на нее. А только на самого себя.
— Но мне приходится судить именно по прошлой ночи. Она и стала решающей, Бринн. Прошлой ночью я…
«Не это ли он сказал чуть раньше? Что не думал об
— Что ты имеешь в виду?
— Эрик… — Он словно выдохнул это имя.
— Эрик Мюнс?
— Он погиб из-за меня.
— Из-за тебя? Нет-нет, это не так. Мы все знали, как он беспечен. Что бы с ним ни случилось, ты не имел к этому никакого отношения.
— Вот именно, что имел! Я и был единственной причиной его смерти.
— О чем ты?
— Я использовал его… — Четко обрисованный подбородок Грэма задрожал. — Я знаю, вы все считали Мюнса безответственным ковбоем. Прошлой ночью никто не хотел отправиться на поиски в сторону хайвея. Но я-то чувствовал, что именно туда ты и пойдешь. И тогда я сказал Эрику, что, если он хочет настоящего дела, ему следует поехать со мной. Потому что преступники выйдут туда же.
Грэм помотал головой.
— Я словно бросил охотничьей собаке ее любимую кость… И вот теперь он мертв по моей вине. Потому что я полез туда, куда не следовало. И как мне жить с этим бременем на душе?
Бринн потянулась к нему, но он отстранился от ее руки. Тогда она откинулась на спинку кресла и спросила:
— Тогда почему, Грэм? Почему ты приехал туда?
Он холодно усмехнулся в ответ.
— Ты же знаешь, Бринн. Я зарабатываю на жизнь, сажая кустики и цветочки. Ты ходишь при оружии и участвуешь в бешеных погонях. Я вечером хочу сидеть у телевизора — ты же предпочтешь этому изучение какого-нибудь новейшего детектора наркотиков. Я не могу состязаться с твоей полной приключений жизнью. И уж точно не в глазах Джоуи… А прошлой ночью я сам не понял, какой дьявол обуял меня. Быть может, где-то в глубине моего естества тоже сидит эдакий лихой стрелок. Я хотел доказать себе, что тоже что-то могу. Но все обернулось фарсом. Все, чего я добился, это послать на смерть другого человека… Мне нечего было там вчера делать. Да и здесь мне делать нечего. Ты не любишь меня, Бринн. И уж точно во мне не нуждаешься.
— Нет, милый, это не так…
— Это так, — прошептал он и поднял ладонь вверх. Жест означал: довольно, разговор окончен.
Он взял ее руку и мягко стиснул.
— Нам надо поспать.
Когда Грэм ушел наверх, Бринн в рассеянности принялась промокать разлитое пиво бумажной салфеткой, пока та не распалась на мокрые комки. Тогда она взяла кухонное полотенце и завершила начатое, другим краем смахивая набежавшие слезы.
Затем она услышала, как он снова спускается. Подушка и одеяло в руках. Даже не взглянув в ее сторону, он постелил себе на зеленом диване и закрыл дверь гостиной.
— Все сделано, мэм.
Маляр жестом обвел приведенные в порядок стены и потолок в гостиной.
— Сколько я вам должна? — Бринн осмотрелась по сторонам, словно ее чековая книжка витала в воздухе где-то рядом.
— Сэм вышлет счет. Вы человек надежный. Мы вам доверяем. — Он указал на ее мундир помощника шерифа, улыбнулся, но потом лицо его стало серьезным.
— Похороны назначены на завтра? Я имею в виду помощника Мюнса?
— Да, на завтра.