Брусилов
Шрифт:
— L'etat c'est moi!( Государство — это я! (фр.) — стараясь не выдать себя, сдержанно подытожил слова брата Игорь.
~ Конечно! Это блестящая формула. Человек государственной мысли не может не быть уверенным в своей правоте.
А вот что сказал Игорю сегодня его младший брат, гардемарин Олег.
Игорь только что вернулся из клуба после разговора с Манусевичем. Шел четвертый час ночи. Кровь горела в Игоре. Если бы он мог, он бы поджег этот проклятый город. Какие-то стулья попадались ему в темноте на пути к его комнате, Он расшвырял их ударом сапога. В конце коридора
— Ты не спишь?
— Нет. Я только что вернулся, — ответил брат, снимая брюки.
— Где ты был? — требовательно спросил Игорь.
— С девчонками крутился,— небрежно кинул Олег и, стащив брюки и глянув на брата, добавил удивленно:— А что?
— И ты всегда так проводишь свой отпускной день?
Игорь остался стоять у двери, прислонившись спиной и затылком к косяку, засунув в карманы руки со сжатыми кулаками. Глаза его все еще горели напряженно.
— С маленькими вариациями,— ответил Олег, приглядываясь к брату.— Да чем бы еще мне заниматься, когда я свободен? В карты не играю, в корпусе нас донимают предметами, гонят к ускоренному выпуску, балов нет — скука адовая, Одно развлечение — веселые бабцы да винишко...
Он присвистнул, завалился на подушки, закинув под голову руки и потягиваясь.
— О карьере пока думать рано, да и не знаешь, куда повернет завтра. О войне думать надоело: ничего из этой истории путного не выйдет! Живи, пока живется, а кокнут по черепушке — айда рыбку кормить! Это ты все трепыхаешься, на рожон лезешь, доказать чего-то хочешь, геройствуешь... У нас это бросили! За казенные харчи — получайте с нас по штату положенное и ни на волос больше. Все остальное — наше! Самим пригодится.
Олег брыкнул ногами и засмеялся.
— Вот Мезенцев раздобыл сегодня дюжину коньяку, «Бисквит» высшей марки, лиссабонский, от одного лейтенанта с тральщика. Ты небось такого и не пивал! Хочешь, угощу?
Он живо перевернулся на живот, опустил руку, пошарил ею под кроватью и вытащил оттуда бутылку.
— Я пить не буду! — резко оборвал его Игорь. Олег снова покосился на брата, поставил бутылку на стол и смиренно улегся, как лежал раньше.
— Ну и не надо,— равнодушно протянул он.
— По штату? — неожиданно крикнул Игорь, но не отошел от двери. — А если тебе скажут, что гибнет империя? Что ее разваливают прохвосты, стоящие у трона? Что предатели шпионы продают ее врагу? Что жизнь государя в опасности? Что завтра революция сметет все, чему ты верил?
Игорь задохнулся, Олег приподнял голову.
— Революция? Завтра? — спросил он невозмутимо.— Ты преувеличиваешь.
Но Игорь его не слышал.
— Ты тоже скажешь, что по штату это к тебе не относится?
— Ко мне?
Олег даже присел от удивления.
— Да я здесь при чем? Я-то что мог бы сделать? Революция, брат, такая штука... Нашел дурака с ней спорить! Нет, брат! — Олег оставил свое равнодушие и теперь в свой черед злыми глазами смотрел на брата: — Ты меня не бери на арапа! Я знать ничего не хочу! Я империи твоей не строил, ее не разваливал и спасать ее тоже не собираюсь.
— Что?
Игорь оторвался от двери. Он вынул руки из карманов и со сжатыми кулаками, тяжело ступая, пошел на Олега.
— Повтори, что ты сказал...
Он был бледен, задыхался. Олег — коренастый, рыжий, круглоголовый, румяный — смотрел на него с нескрываемым удивлением. Он только чуть подобрался на кровати и на всякий случай прибрал подальше бутылки с коньяком. Под взглядом его спокойных зеленоватых глаз Игорь пришел в себя, тяжело опустился на стул рядом с кроватью.
— Мне вино ударило в голову,— сказал он тихо и сжал ладонями виски. Так он сидел несколько секунд молча и скорбно. Потом опустил руки, поднял погасшие глаза на Олега.— Я не хочу верить тому, что ты сказал. Мне стыдно.
— Как знаешь,— примиряюще возразил Олег и подчеркнуто широко зевнул.— Спать охота!
— А если перед тобою был бы заведомый прохвост, шпион? — положив руку на плечо брата и наклонясь к самому его лицу, спросил Игорь. Голос его звучал хрипло. — Ты тоже не убил бы его, потому что это не положено по штату?
Олег не отвел глаз, но молчал. Ему уже все надоело.
— О Распутине ты слыхал? Ты знаешь, кто он? — допытывался Игорь.
Олег шевельнул плечом, пытаясь освободиться от тяжести лежавшей на нем ладони. Игорь принял руку. Олег отодвинулся в глубь кровати, подминая под себя подушку.
— Дрянной, кажется, мужичишка,— произнес он возможно небрежнее, но, поймав тяжелый взгляд брата, добавил решительно:—А впрочем,— говорю же тебе,— я этими вопросами не интересуюсь. У нас даже партия такая образовалась в корпусе: «непротивленцев».
— Это что такое? — спросил Игорь, стараясь вернуть себе равновесие и хладнокровнее приглядеться к брату.
— Да по толстовскому методу — не противимся злу, а всячески его приветствуем! — Олег рассмеялся, довольный, что благополучно отделался от докучных вопросов.— Наша партия со всеми соглашается, лишь бы пили с нами. Так лучше! Ты вот, я помню, страшно дворянством нашим гордился и людей все отбирал — какие там чистые, какие нечистые... А по мне, нынче все на одну колодку. Важно только к ноге подойти. Я демократ! в этом смысле. Иная нога грязна и воняет, а далеко уведет!
— Какие ты гадости говоришь!
Игорь произнес это тихо, устало, недоуменно. Он уже не возмущался, не убеждал, не оскорблялся даже. Ему стало противно и неловко, точно случайно зашел в грязное жилище к чужим людям. Невольно пришла на память одна ночь на фронте, в халупе у галичан. В крохотной горнице ночевало их четыре офицера, две женщины, старый, одеревенелый от дряхлости дед, шесть шелудивых ребят и три кошки. Время от времени среди ночи забредала собака из чулана рядом, где на шесте спали куры. Мочи не было от вони, а куда уйдешь в мороз? Куда вообще уйти от всего этого?