Брусиловский прорыв

Бобров Александр Александрович

Таким образом уладил я квартирный вопрос.

Ну, что же еще о наших невзгодах? Завелся у нас, конечно, и “внутренний враг”. У ребят он, как они говорят, величиной “с воробья”, — у нас же не поспевает достигнуть величины и черного таракана. Раньше мы с ним боролись кустарным способом — вручную, — теперь же перешли к машинному способу обработки. Получили машину, которая обрабатывает его сухим паром, с примесью формалина, убивая в зародыше. И теперь перевес явно на нашей стороне. Пока смена моется в бане — белье уже готово. Занятно было глядеть на ликующие рожи ребят и слушать их злорадные восклицания: “Так его, хорошенько”.

Таким образом, мы справились и с этим.

Ну, а что решительно отказывается

повиноваться “победоносному русскому воинству” — так это только наша погода: не погода, а слезливая старушонка какая-то. Только что, глядишь, придет в хорошее настроение, принарядится в белое платье, — ну, думаешь, — зима, — ан на утро встал — опять уж плачет; грязь разведет неимовернейшую. Вот и сейчас: у добрых людей на носу Рождество, а у нас с носа только дождевые капли капают. Ну, да носовых платков у нас довольно, сапоги непромокаемые, так что это неудобство — больше эстетического свойства: словно как-то без снега Рождество — не Рождество.

Чудно немножко: у нас в Коврове, конечно, по расписанию последних лет, полагается на первый день Рождества — 20 мороза с ветром, и вы, наверное, с содроганием будете вспоминать, как вашего любезного сына в окопах снегом заносит, а мы здесь — хоть бы маленького морозца к Рождеству на свою долю у Господа Бога вымолить не можем.

Ну вот уж, кажется, и все об наших бедствиях; больше ничего о них придумать не могу, да и письмо кончать пора. Начал я его — поздравлением с Рождеством, а кончу поздравлением с Новым годом. Все равно, вероятно, раньше не дойдет…

Твою просьбу, Мама, я исполню, — относительно псалма.

Послал вам 50 рублей. 25 из них отдайте Зине — я ей должен, рублей 10–15 — употребите на подарки ребятишкам, — хоть и запоздают они, ну — лучше поздно, чем никогда, а остальными распорядитесь, как хотите. Ставьте на письмах № и число, чтобы я знал — все ли дошли и долго ли были в пути, и напишите — когда попадет к вам это письмо».

Отмечаю: прапорщик спокойно посылает 50 рублей домой — ползарплаты служащего!

Из 14-го впечатляющего письма, которое касается продовольственного снабжения армий Брусилова и офицерского меню не только на передовой, но и на запасных позициях:

«Февраль 18-е.

Дорогие мои.

За последнюю неделю мне крупно повезло: получил целую кучу писем и 2 посылки — 1 от комитета и 1 от вас. А я, как на грех, все это время довольно порядочно занят и в результате у всех в долгу.Теперь немножко освободился и начинаю выплачивать этот долг конечно с вас. Итак: посылки до нас, как видите, доходят и даже довольно аккуратно. И мы, офицеры, и солдаты получаем их довольно часто.Было страшно приятно получить посылку от вас, именно потому, что она из дому. Что же касается до ее содержания, то все присланное — мне одинаково приятно, как выражение вашей заботливости обо мне и, увы, одинаково не нужно.

Дорогие мои, — то, что мы здесь, на позиции, ни в чем не нуждаемся — к сожалению, не одни слова, а самая горькая действительность.

Замазать этот грустный факт и рассказать вам по-газетному, высоким стилем, о том, как мы, “герои-защитники родины” зябнем и мокнем в сырых окопах, по неделям совершенно без питья и без пищи, моя совесть мне не позволит.

Опишу вам чистосердечно хотя бы то, что у меня имеется сейчас, чтобы дать вам понятие о том, как мы живем.

Я стою на позиции, в самой что ни на есть передней линии, в 800 шагах от австрийцев, а между тем у меня в землянке имеется одеяло, которое мне с месяц тому назад привезли из Ровно. На жердяной кровати послан соломенный мат. Таким же матом обита стенка около кровати.Печка, окно (стеклянное), дверь — все, как у порядочных людей. Слабее всего дверь: переделана из старых ящиков тройной фанеры. Из этой же фанеры сделан стол. На столе — керосиновая лампа. Керосин нам

присылают каждый день. Из съестных припасов у меня пока имеется “только” следующее: колбаса копченая, сыр швейцарский и рыбные консервы. Были яйца, но сегодня утром я их съел, был шоколад (не вами присланный — тот оказался очень свежим, а потому, чтобы не высох, был уничтожен нами еще третьего дня); шоколад же, купленный здесь, мы доели вчера.

Недавно были портвейн и красное вино (конечно — понемногу, примерно по бутылке). Меню нашего обеда сегодня:

1-е лапша; кулебяка с капустой.

2-е котлеты с макаронами.

3-е кофе.

На ужин: осетрина холодная.

Обедом сегодняшним мы слегка недовольны: “Опять эти макароны. Я начинаю подозревать, что наше собрание свою макаронную фабрику открыло”.

Итак, как видите, мы здесь “слегка” избалованы.

Нет, слава Богу, у нас недостатка и в табаке. Я курю Стамболи, 85 копеек. Солдат же завали махоркой. Ее выдают ребятам такую массу, что за невозможностью ее выкурить, они часть продают, при случае, здешним крестьянам по 2 коп. за осьмушку.

Одним словом, вы видите, что 18 месяцев войны не пропали даром. Армия научилась устраиваться и применяться к обстоятельствам. Чего мы массу съедаем, так это сапог, белья и проч. Все это нам каждую неделю везут, везут без конца и всего этого нам, благодарение Господу, пока хватает…

Далее. Вы интересуетесь, в каком виде ваша посылка до меня дошла.

Сухари слегка перемололись, но вкуса своего не потеряли, шоколад очень хорош, ландрин и зерна в целости, журнал тоже. Картины из него украшают теперь стены моей землянки, создавая не совсем обыкновенную смесь пещерного жилища с кабинетом культурного человека.

На твой вопрос, Мама, — чего бы мне прислать, — ей-Богу, затрудняюсь ответить. Шлите больше писем, — это кажется, единственное, что мне нужно.

Да вот разве еще книг. Если бы вам удалось прислать мне, скажем, полное собрание соч. Чехова, — был бы этим страшно обрадован.

Правда, есть у нас и книги (недавно, например, перечитал “Война и мир”), но больше все случайные и неважные.

Хотелось бы прочитать мне кое-что по философии. Например, — “Диалоги” Платона (хотя, конечно, этого в Коврове не достанешь)… На 1-й и 2-й день Рождества, если не ошибаюсь, долетали до нас далекие отголоски боев верстах в 3-х к северу от нас — под Чарторийском. Местечко это, дотла сожженное и разбитое нашими снарядами, как вы знаете, вероятно, из газет, 5 раз переходило из рук в руки. Бой был ожесточенный. Гул наших орудий не прекращался двое суток. Одним словом, хоть боев у нас и не было, но боевых впечатлений у меня накопилось достаточно. Как-нибудь я посвящу им целое письмо… Время мы здесь праздно не проводим: занимаемся с солдатами, делаем окопы, заграждения, а в настоящее время я получил ответственную задачу для моих архитекторских способностей: строю баню на позициях для нашего батальона. Работа в полном ходу, и баня выйдет отличная. Эскизик её, который я, как и путный архитектор сделал, посылаю, Батя, тебе. Кроме того, в последнее время, мы, офицеры 1-го батальона, затеяли написать ряд брошюрок для солдат. Писал и я: “Из-за чего мы воюем с немцами”. Теперь уж дописал; как-нибудь, пожалуй, вам пришлю.

Ну вот, пока, пожалуй, что и будет. Ты, Мама, спрашивала про белье. Пока его у меня много, а если и не хватит, так здесь всегда и все можно достать.

Поздравляю вас с масленицей. Не знаю, как вы, а мы здесь ели блины 3 раза, с сметаной (привозной из Москвы) и осетриной. Сегодня принесли коньяк, мадеру и портвейн. Учитесь и завидуйте.

Ваш Женя».

Потрясающе! — собрания сочинений Чехова не хватает в землянке, о Платоне мечтает…

15-е письмо было адресовано младшему брату: