Брутальный и упрямый
Шрифт:
Раздался надсадный и тоскливый собачий лай. Это поселковые псы – со всех лап – разбегались в разные стороны. Почему – разбегались? Да чисто на всякий пожарный случай. Дабы не попасть – ненароком – под внеплановую и жёсткую раздачу…
Глава вторая
Про шакалов
Узкие рельсы уходили-погружались – сантиметров на тридцать-сорок – в зеркально-спокойную гладь фьорда.
Тим – с помощью специального гидравлического домкрата – спустил мотодельтаплан на воду, развернул его боком, пристегнул широкими ремнями Клыка, самостоятельно запрыгнувшего в переднее кресло, поместил в грузовую сетку рюкзак и полиэтиленовый пакет с продовольствием, закрепил в специальной прорези винчестер и, предварительно сильно оттолкнувшись ногой от берега, уселся в кресло пилота.
Сытый
Полёты на мотодельтаплане, вообще, занятие увлекательное и зрелищное. А аналогичные полёты над Шпицбергеном (в ясную погоду, конечно), доложу я вам, увлекательное вдвойне. Более того, завораживающее – до полного опупения и нешуточного изумления…
Почему – до полного? Тут, друзья мои, всё дело в красках и контрастах. Цвета здесь такие – чёткие и яркие, практически совсем без полутонов. То есть, без полутонов до тех пор, пока в ситуацию не вмешаются, выползая сразу отовсюду, местные призрачные туманы – всевозможных мягких пастельных оттенков…
Но в то утро никаких туманов, как раз, не наблюдалось. Поэтому и визуальная картинка была безупречно-классической: серо-бирюзовый фьорд, ярко-синее море, густо-лиловый силуэт острова Принца Карла, грязно-бурая тундра, ослепительно-белоснежные ледники, угольно-чёрные скалистые пики.
– Полный и однозначный отпад! – активно вертя головой по сторонам, восторженно прокомментировал Тим. – Амстердамские размалёванные шлюхи, нервно покуривая, скромно отдыхают в сторонке.
– Гав, – поддержал с переднего кресла Клык, мол: – «Красота, мать её, неописуемая и охренительная…».
Мотодельтаплан, заложив над строгими серо-бирюзовыми водами широкую дугу, уверенно взял курс на северо-восток…
Несколько слов о намеченном маршруте.
Мыс Верпегенхукен является северной (самой и однозначно-северной), оконечностью острова Западный Шпицберген. Почему Тиму взбрело в голову посетить это место? Во-первых, он – за шесть лет, проведённых на островах архипелага, – там ни разу не был. Как-то так получилось, что практически весь Западный Шпицберген облетел на мотодельтаплане и объездил (в зимний период), на снегоходе, а к Верпегенхукену (случайно ли?), никогда даже не приближался. Во-вторых, от предшественников по должности к Тиму перешли их подробные путевые и обзорные дневники. Он внимательно ознакомился со всеми имеющимися документами и пришёл к однозначному выводу, что самый северный мыс острова – по неизвестным причинам – никогда не попадал в поле зрения охранников дикой природы…. Странно, не правда ли?
– Неспроста это, – откладывая дневники в сторону, решил Тим. – В том плане, что очень и очень странно. Более того, подозрительно, навевающе и завлекающе…
– Гав! – согласился с ним Клык, мол: – «Ещё бы, блин горелый, не странно. Вдоль северного и восточного побережий острова ледяной припай гораздо более надёжный и долговечный, чем на западном и южном. Следовательно, там и белых медведей шастает многократно больше. Многократно, ясен пень…. А для чего, с точки зрения охранников дикой природы, на Свете существуют белые медведи? Для того, понятное дело, чтобы старательно и регулярно присматривать за ними. Подчёркиваю, регулярно и бдительно присматривать. Ре-гу-ляр-но…».
– Предлагаешь – наведаться на данный мысок, так толком и не изученный?
– Гав-в!
– Типа – всенепременно и обязательно? Преодолев всевозможные преграды, засады и тернии?
– Гав! Гав! Гав…
Надо заметить, что с технической точки зрения никаких трудностей-сложностей не предвиделось. Ерундовый и простенький маршрут, если зрить в корень. От Ню-Олесунна до мыса Верпегенхукен было, если по прямой, на уровне ста шестидесяти-семидесяти километров. Конечно, мотодельтапланы по прямой практически не летают – всякие там боковые порывы ветра, восходящие и нисходящие воздушные потоки, прочие климатические прелести. Поэтому постоянно приходится лавировать, слегка отклоняясь от намеченного прямого пути. Ладно, пусть будет – в одну сторону – сто восемьдесят километров. Умножаем на два, получаем – триста шестьдесят. Бак же усовершенствованного «Bidulm-50» был рассчитан на пятьдесят литров горючего, а его расход – при скорости сто километров в час – составлял около восьми литров. Следовательно, на полном баке можно было пролететь (с небольшим запасом), порядка шестиста километров. Два часа (даже чуть меньше), туда. Столько
Почему же Тим – в разговоре со склочным норвежцем – бросил фразу, мол: – «В случае экстренной необходимости возможны дополнительные посадки в опорных точках…»? Островные разноцветные туманы, могущие появиться практически в любой момент, всему виной. Они, заразы коварные и бесстыжие, как уже было сказано выше, ужасно плотные и вязкие. При полёте же в условиях густого тумана скорость передвижения летательного аппарата резко снижается, а расход горючего, наоборот, возрастает. Причём, чуть ли не в два раза. Да и дополнительный крюк – между делом – можно заложить. Бывали уже аналогичные прецеденты. Плавали – знаем…
Что ещё за – «опорные точки»? Это такие сборно-щитовые домики-избушки, беспорядочно разбросанные по островам архипелага. Встречаются и частные, что-то вроде дач. Но, в основном, они оборудованы – сугубо с практическими целями – угольными компаниями и различными научно-исследовательскими организациями. В таких домиках всегда имеется запас продовольствия, печка и сухие дрова (или даже маленькая дизельная электростанция с запасом топлива), аптечка, шкаф со сменной одеждой-обувью различных размеров, несколько кроватей и комплектов чистого постельного белья. Эти избушки бывают особо-остро востребованы зимой, когда островной народ и туристы активно разъезжают по Шпицбергену на снегоходах и мотонартах. А техника, как известно, она иногда ломается. Особенно в метель. Замёрзнуть насмерть – раз плюнуть. Если, понятное дело, поблизости не обнаружится спасительной «опорной точки»…. Вот, и за обитателями Ню-Олесунна было закреплено с полтора десятка таких домиков, куда Тим и завёз – в зимний «снегоходный» период – вдоволь горючего. На одни «точки» – по одной столитровой бочке. А на другие – более «проходные» летом – по две-три. На всякий пожарный случай…
За тридцать пять минут они пролетели над Землёй Хокона Седьмого. Совершенно ничего интересного: тёмно-бурая тундра, только местами начавшая слегка зеленеть, мрачные чёрные сланцевые россыпи, рваные серо-белые пятна ещё не растаявших снегов, вялые северные олени, лениво бродившие тут и там – либо парами, либо маленькими компактными группками.
– Гав-в! – подал голос сквозь надсадное тарахтенье двигателя Клык, мол: – «Рельеф местности неуклонно идёт вверх. Надо бы, приятель, того. Приподняться чуток. Дабы не шмякнуться о скалы ближайшего нагорья…».
– Как скажешь, напарник, – надавливая указательным пальцем на нужный рычажок-тумблер, откликнулся Тим. – Приподнимемся. Не вопрос…
Потом внизу стало ослепительно бело.
«Словно в сверх-стирильной хирургической палате», – торопливо водружая на нос очки с тёмными стёклами, мысленно прокомментировал Тим. – «Сейчас мы пролетаем над Землёй Андре, покрытой практически-вечными (но молодыми – по геологическим меркам), ледниками, слегка подтаивающими только в разгар летнего сезона…. Кстати, в честь кого названа Земля Хокона Седьмого, я не знаю. Скорее всего, в честь какого-нибудь европейского короля. Норвежского? Совсем не обязательно. В семнадцатом-восемнадцатом веках здесь и шведы с датчанами активно тусовались. Да и надменные англичане присутствовали. А официальным первооткрывателем Шпицбергена, и вовсе, считается знаменитый голландский путешественник Виллем Баренц. Так что, как говорится, возможны различные варианты…. Что же касается Земли Андре. Её так назвали в честь Соломона Андре. Жил в девятнадцатом веке на белом Свете такой героический швед, который задумал долететь до Северного полюса на воздушном шаре. И не только задумал, но и попытался…. Воздушный шар «Орёл», управляемый отважным Соломоном, взлетел со здешнего острова Дэйнс летом 1897-го года. Но при отрыве от земли неожиданно оборвались три регулирующих гайдропа, шар тут же стал неуправляем, и сильный попутный ветер потащил его на северо-восток. Пролетев около пятисот километров, «Орёл» упал на лёд. После этого долгие годы о судьбе экспедиции ничего не было известно. И только в 1930-ом году норвежские моряки случайно обнаружили на острове Квитойя («Белый» – в русском варианте), входящем в состав Шпицбергена, останки путешественников. То есть, Соломон Андре и двое его спутников смогли – после падения воздушного шара – добраться по дрейфующим льдам до архипелага. Но и только. Жаль ребят, конечно…».