Брюнетка в черном джипе

Лисовская Алиса

«А ведь действительно, уже почти весна…» — подумала Ирина, подставляя ласковому дуновению ветра свое лицо. Она шла знакомыми переулками, но странно — город, как и ее квартира, казался ей уже почти чужим. С ним так много было связано, но все это она увезет с собой в виде хороших и плохих событий, которые перестали быть хорошими или плохими, как только превратились в воспоминания.

Воспоминания похожи на птиц — они легкие и воздушные, но даже если тяжелые, то со временем тяжесть утрачивается, превращаясь во что-то неуловимое и печальное

и бесконечно дорогое… Город словно стал ее и не ее одновременно, разделившись где-то у нее в сознании на две части — на то, что остается, и то, что уезжает вместе с ней. И почему-то та часть, которая уезжает, была для нее больше, чем та, что остается. Наверное, потому, что в той, что остается, будет все что угодно, но не будет ее, Ирины, с ее печалями и радостями, с ее болью и смехом, с ее любовью…

— Любовь… — вслух сказала Ирина, в первый раз поразившись звучности, мягкости, и красоте этого слова. — Любовь…

Аэропорт встретил их шумом и гамом людских голосов, миганием табло, мелодичным женским голосом, несущимся из динамиков. Шумная компания с гитарными кейсами и с огромным количеством провожающих привлекала к себе взгляды проходящих. Игорь суетился больше всех, успев уже наорать на Майка, который ухитрился во время этой суеты проглотить бутылку пива.

— В самолет сядем, — кричал Игорь, — и там сколько угодно! Поняли?!!

— Да не нервничай ты, все будет хорошо, — отмахнулся Майк. — Что мы, маленькие дети, в самом деле?

Ирина стояла рядом с матерью, выслушивая последние слова прощания и все еще до конца не веря в происходящее. Казалось, что кто-то сейчас крикнет «Стоп!» — и все они, словно актеры, задействованные в одном спектакле, расслабятся, разойдутся по своим домам, туда, где их любят и ждут…

— Что-то этот молодой человек на тебя как-то странно смотрит, — неожиданно сказала мать. — Ты что, его знаешь?

Ирина медленно повернулась.

У огромного, во всю стену, окна стоял Андрей. Стоял и смотрел на нее.

Внутри Ирины задрожала и рухнула стальная перегородка, с которой она прожила всю последнюю неделю, разлетевшись феерическими осколками разбитого зеркала, похожими на сияющий фонтан из стекла. Сумка упала на пол, и Ирина сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, почти бегом, не слыша вопросительных окриков матери, двинулась к стоящей у окна фигуре.

Когда до Андрея оставался шаг — она остановилась.

И в то же мгновение аэропорт с его шумом, людьми, проблемами и объявлениями исчез куда-то, растворившись во времени и пространстве.

Они стояли, смотрели друг на друга и молчали. Говорили их глаза. Только глаза и сердца.

— Я все знаю… Я разговаривал с Иваном Алексеевичем… Бедная моя, почему ты не сказала мне сразу?

— Я так за тебя боялась.

— Я ведь тебе почти поверил.

— Я так боялась, что ты не поймешь.

— Я прожил эту неделю без тебя и понял.

— Я эту неделю без тебя не жила.

— Я никуда тебя больше не отпущу.

— Я

никогда от тебя не уеду.

— Я люблю тебя. Я так долго тебя искал…

— Я люблю тебя. Я так долго тебя ждала.

Андрей коснулся губами ее губ, и пол словно из-под их ног куда-то исчез, и не было ничего и нигде, кроме обжигающего, переполняющего их счастья…

— Ира! — кто-то дернул ее за рукав.

Ирина обернулась, возвращаясь в действительность, и увидела рядом с собой недоумевающее лицо матери. Словно в медленно проявляющейся фотографии на заднем фоне возникли вытянутые лица отъезжающих и провожающих. И среди них перекошенное лицо Игоря. Но все это было уже неважно.

— Мама, это Андрей, — сказала Ирина. — Я никуда не еду.

Эпилог

Под прозрачной голубизной неба расстилалась такая же голубизна моря. Только прозрачность моря была глубже и насыщенней, в ней угадывались всевозможные оттенки синего, зеленого, бирюзового, фиолетового, сиреневого и даже черного.

— Димка! Немедленно вылезай из воды! Смотри, у тебя уже губы посинели! — Молодая, кареглазая женщина, смеясь, тянула к берегу черноволосого кудрявого малыша. — А то папе пожалуюсь!

— Папа не будет ругаться! — упирался малыш. — Он всегда говорит, что ты пе-ре-стра-хов-щи-ца, — старательно произнес он по слогам незнакомое слово.

— Правильно, сынок. — Андрей поднял его на руки. — Мама у нас действительно иногда излишне паникует, но сейчас тебе действительно пора на берег.

Андрей опрокинул сына на песок и несколько минут барахтался с ним.

— Иван Алексеевич звонил, — повернулся он к Ирине, когда Димка, навизжавшись в полное удовольствие, занялся построением домиков из песка. — Передавал тебе привет и велел поцеловать внука.

— Как Марго? — По лицу Ирины пробежала тень беспокойства.

— Все так же. Врачи говорят, что алкогольную зависимость можно вылечить лишь при желании человека. А она этого не хочет. Два дня назад опять сбежала из больницы и напилась. Нашли в какой-то подворотне. Санитара покусала…

— Игорь прислал приглашения на свой концерт в Бельгии. Поедем? — задумчиво спросила Ирина, ласково глядя на счастливое лицо сына, возившегося в песке.

— Почему бы и нет? — улыбнулся Андрей. — А где это Влад пропал?

— Тише, — Ирина махнула рукой куда-то в сторону. — По-моему, у него намечается серьезный роман.

Андрей повернулся туда, куда указала жена, и увидел бредущего по колено в воде Влада — загоревшего и счастливого. Рядом с ним, поднимая мириады брызг, шла невысокая смуглокожая девушка с длинными черными волосами, чуть раскосыми карими глазами и огромными серебряными кольцами в ушах.

— Я вчера разговаривала с ней в баре, — улыбнулась Ирина. — По-моему, она влюблена в него по уши.

— А я вчера беседовал с Владом, — рассмеялся Андрей. — По-моему, это он влюблен в нее по уши.