Шрифт:
ПРОЛОГ
г.Оренбург, 11 ноября 1773 года
3846-е санкционированное вмешательство в поток времени
Ночь выдалась морозной и ясной. Накануне с утра немилосердно пуржило, снег валил сплошной стеной – словно кому-то там наверху вздумалось вовсе замести защищавший крепость 12-футовый земляной вал – но едва на колокольне Преображенской церкви начали звонить к вечерне, метель, как по команде, стихла, а к концу богослужения небо совершенно расчистилось. Высыпали
Оставались, однако, в городе и закоулки, заглянуть в которые из-за плотной застройки Селене было не под силу. Как раз в одном из таковых, у глухой бревенчатой стены, в какой-то дюжине шагов от обращенной к Яику куртины[1], в сей поздний час притаились двое.
Двое, которым никак не полагалось находиться в крепости ни в этот день, ни в эту ночь.
Равно как и в этот год.
Да, собственно говоря, вообще в этом веке.
Внешне, правда, оба вполне соответствовали и месту, и эпохе. Первый – молодой человек лет двадцати двух – носил косматую волчью шубу, застегнуть которую не позаботился, так что был виден надетый под ней подпоясанный офицерским шарфом зеленый пехотный мундир. Дополняли его костюм черные тупоносые сапоги и черная же шляпа-треуголка.
Второй, выглядевший лет на десять старше своего товарища, щеголял в высокой казачьей шапке и коротком нагольном – мехом внутрь – тулупчике поверх длиннополого кафтана синего сукна. На ногах – видавшие виды, но явно теплые валенки.
По-разбойничьи держась в густой тени сруба, «офицер» и «казак» внимательно следили за площадкой-валгангом на вершине крепостного вала, по которой, ежась и кутаясь в тонкий плащ-епанчу, прохаживался туда-сюда солдат-караульный. Время от времени тот останавливался, взбирался на примыкавшую к брустверу ступень-банкет и старательно вглядывался в степь за Яиком, но всякий раз, не узрев там, как видно, ничего примечательного, скоро спускался и продолжал свой монотонный челночный марш.
– Когда же он там наконец замерзнет? – не выдержав, прошептал в какой-то момент молодой «офицер».
– Скоро уже, – вполголоса ответил ему «казак», извлекая из-за пазухи тулупчика луковицу карманных часов немыслимой для 1773 года точности хода и откидывая позолоченную крышку. – Через три с половиной минуты.
– Уйдет он вправо, к Нагорному полубастиону, – словно повторяя заученный урок, проговорил «офицер». – Я поднимусь на вал слева по приставной лестнице… И все же не понимаю, как часовой не заметит меня у бруствера – при такой-то луне! – внезапно выдохнул он.
– Не дрейфь, Петруха, – спрятав часы, хлопнул молодого человека по плечу «казак». – Машина все просчитала.
– Их-то она просчитала, – нервно кивнул головой тот, кого назвали Петрухой, в сторону маячившего на валу караульного. – А нас?
– А что – нас? – не понял его собеседник. – Просто сделай все, как отрабатывали, и…
– Блин, зачем вообще все эти идиотские сложности? – не дослушав, с досадой бросил «офицер». – Медом нам в этой крепости мазано? Почему нельзя было забросить нас прямо в лагерь самозванца? –
– Ага, ты ему на словах, а он тебя – на дыбу, чтобы слова твои вернее прозвучали… Даже если в конце концов все благополучно подтвердится – поверь: развлечение это – так себе!
– Кстати, а подтвердится? – вскинув голову, задал вопрос молодой человек. – С Яика в крепость и в самом деле ведет подземный ход?
– Меня спрашиваешь? Я-то откуда знаю? – развел руками «казак». – Наверное, ведет – иначе какой смысл было огород городить?
– Просто здешним укреплениям едва тридцать лет наберется – откуда в них взяться всеми забытому ходу?
– Ну… Насколько я помню, Оренбург построен на месте некой Бердской крепости. А та, в свою очередь, была перенесена – как раз туда, где сейчас ставка нашего друга Пугачева. Могло сложиться так, что прежние насельники ушли, унеся секрет с собой, а новые про подземных ход и слыхом не слыхивали.
– Могло…
Они помолчали.
– То есть, если у нас все получится, восставшие ворвутся в крепость и захватят ее? – кажется, эта мысль пришла в голову молодому «офицеру» только что. – А что будет с гарнизоном? С жителями? Их перебьют?
– Наверное, – равнодушно пожал плечами «казак». – Да ты не заморачивайся – они все для нас с тобой и так уже двести с гаком лет как мертвы. И потом, Орден сказал надо – значит надо, – добавил он с заметным нажимом. – Все, что мы делаем – ради лучшего будущего!
– Ради лучшего будущего… – едва слышно пробормотал Петруха – словно мантру проговорил.
– Короче, хорош рефлексировать – приготовься, – в руке у «казака» вновь появились его чудо-часы. – Осталась минута.
– Да готов я…
Как и предсказывал «казак», ровно через минуту караульный на валу в последний раз высунул голову за бруствер и, неуклюже спрыгнув с банкета, торопливо заковылял в сторону правого полубастиона. Проводив его сосредоточенным взглядом, движением плеч «офицер» сбросил на снег шубу и двинулся к деревянной приставной лестнице. Несколько секунд – и Петруха уже стоял на валганге. Еще четверть минуты ушло у него на то, чтобы добраться до реданта – углового выступа в центре куртины.
Здесь, воровато оглядевшись, «офицер» поспешно поднялся на банкет и, словно подражая давешнему караульному, выглянул за бруствер. Внизу, под крутым обрывом, изгибался замерзший Яик. В нескольких местах во льду темнели едва затянувшиеся провалы – следы недавнего неудачного штурма Оренбурга пугачевцами – второго с начала осады.
Там же, где-то внизу, среди голых кустов, камней и вздыбленных льдин прятался сейчас лазутчик повстанцев. Разглядеть его с вала молодой человек не сумел, как ни старался, но знал точно – разведчик на месте. Готовясь к заброске, Петруха не раз и не два проследил на мониторе Машины весь путь лихого пугачевца – от ставки Самозванца в Бердской слободе до крепостного вала – и назад. Следуй поток времени своим чередом – к утру соглядатай бунтовщиков уполз бы прочь не солоно хлебавши – но Орден решил вмешаться, прислав сюда своих эмиссаров.