Брюсов Орден. Ради лучшего будущего

Кащеев Денис Георгиевич

Коридор вывел нашу троицу на площадку лифта. Тот открылся едва ли не раньше, чем палец Федора Федоровича коснулся панели вызова. Мы вошли в сверкающую хромом кабину – места внутри с лихвой хватило бы еще на троих таких же пассажиров. Из двух имевшихся на стене кнопок доктор выбрал нижнюю – и лифт тронулся. Да, именно вниз.

От мысли, что меня волокут в подземелье, я невольно поежился, хотя умом и понимал: сейчас мне что глубокий подвал, что мансарда с видом на крыши – все едино. Ухватив «своего клиента», так просто

весельчак Федор Федорович его уже наверняка не отпустит.

Не то чтобы я смирился – нет. Просто как-то пока все совсем уж беспросветно выглядело.

Спуск продолжался значительно дольше, чем можно было ожидать – то ли здешних завсегдатаев-психов полагалось транспортировать с максимально возможной деликатностью, то ли шахта уходила вниз этажей этак на десять – что, конечно же, вряд ли. Но вот наконец кабина остановилась, и двери лифта распахнулись. Еще один коридор, на этот раз совсем короткий, дверь с тугим доводчиком – и мы в просторном холле.

Сходу определить, куда именно меня привели, нежданно оказалось не так-то и просто. На приемный покой психиатрической клиники – ну или на то, как я себе таковой представлял – помещение, откровенно говоря, совсем не походило. Хотя само слово «приемная» сюда так и просилось. Приемная – как место обитания секретаря средней руки предпринимателя или чиновника. А может, главврача больницы? Да, вот, кажется, и ответ!

Секретарь, к слову, была в наличии – коротко стриженная девушка в строгом деловом костюме сидела за высокой стойкой перед компьютерным монитором и что-то сосредоточенно печатала.

– Танюша, привет! – шагнул к ней Федор Федорович. – Гроссмейстер на месте?

Я аж вздрогнул. Серьезно, гроссмейстер? На ум мне почему-то сразу пришел незабвенный образ Остапа Бендера. «Гроссмейстер сыграл е2 – е4!» Кстати, интересно, существуют ли здесь «Двенадцать стульев»?

Впрочем, я даже не был уверен, что эта книга встречалась мне в реальности прошлого месяца. Читал я ее давно, десятка два роковых пятниц назад – с тех пор что угодно могло произойти… Эх, хорошо, что доктор не слышит моих мыслей, иначе точно упек бы в дурку! С другой стороны, разве не к этому все и идет?

– Здравствуйте, Федор Федорович, – не отрываясь от своей работы, откликнулась между тем труженица клавиатуры. – Анатолий Сергеевич вас ждет.

Гроссмейстер Анатолий Сергеевич? Может, «Гроссмейстер» – это фамилия? Доктор Броменталь, доктор Рошаль, доктор Гроссмейстер – почему нет? Тем более, в новой реальности. Ну в самом деле, не в шахматы же меня сюда привезли играть!

– Отлично! – до сих пор мне казалось, что сиять ярче Федора Федоровича невозможно физически – но нет, сам же он легко и побил свой собственный рекорд. – Подождите здесь, – обернулся врач к нам с санитаром, указав на ряд стульев у стены. – Уверен, много времени это не займет.

С этими словами, одернув халат, он скрылся за массивной дверью,

расположенной справа от секретарской стойки.

Мы с моим конвоиром послушно уселись, куда нам было велено. Едва коснувшись задницей стула, санитар тут же прикрыл глаза, провалившись в привычную дремоту, я же, не имея лучшего занятия, принялся рассматривать помещение.

Помимо двери, через которую мы сюда попали, и той, в которую вошел Федор Федорович, из холла вело еще два выхода. Окна отсутствовали – но это понятно, подземный же этаж! Помимо стойки секретаря и стульев для посетителей другой мебели в комнате не имелось.

Зато прямо перед моими глазами – на противоположной стене – красовался круглый барельеф с изображением колонны – похожей на Александровскую в Санкт-Петербурге, только без ангела и креста. Подножие ее омывали бурные волны, над вершиной нависали тучи, из которых била молния, между водой и небом кружил вихрь, но с первого взгляда было ясно, что все это буйство стихий пропадет втуне. Столп им нипочем не поколебать.

По нижней части окружности барельефа шла надпись: «Ради лучшего будущего». Сверху значились цифры: 1697. Год?

Хм, что бы это все значило?..

Засмотревшись на барельеф, я и не заметил, как в холл кто-то вошел. И, только услышав, как вновь прибывший здоровается с секретарем Танюшей, обернулся: к стойке привалился парень на год-два старше меня, худощавый, светловолосый, одетый в черные джинсы и широкую болотного цвета рубашку. Скользнув взглядом по мне, он неуверенно – словно бы на всякий случай – кивнул и, не дожидаясь реакции, перевел взгляд на моего соседа-санитара:

– Привет, Горилла!

– Привет, коли не шутишь, – не поднимая век, бросил в ответ тот.

– Сергеич у себя? – повернулся парень к секретарю.

– У себя, но занят. У него там Эф Эф.

– Давно?

– Только зашел.

– Черт, не повезло! – огорченно вздохнул парень. – Мне всего-то на минутку – по Оренбургу доложиться…

– Из-за этого вашего Оренбурга все и в мыле сегодня, – проговорил неожиданно санитар, открыв наконец глаза, но общей расслабленной позы не поменяв. – Вот скажи мне, Петруха, какого Уробороса вас с Витьком понесло на миссию в неурочный день?! Что, не дождался бы вас Пугачев, снял осаду и ушел в киргизскую степь?

– Так мы-то тут при чем? – явно растерялся от такой претензии парень. – Как Машина рассчитала, так и пошли. Там по сроку уже на грани было, ждать июня – вообще не вариант… Да и предупредили же всех!

– Предупредили они… А нам расхлебывай…

– Что ты ко мне привязался? – взвился Петруха. – Приказ Сергеич отдал. Не нравится – ему и выскажи!

– Я что, по-твоему, с дуба рухнул? – буркнул санитар.

– Эй, добры молодцы, а ничего, что в комнате вообще-то посторонний? – оторвавшись от своего компьютера, запоздало вмешалась секретарь.