Буча. Синдром Корсакова (сборник)

Немышев Вячеслав

– Теплокровый! Южане, вы у-у-у… – многозначительно тянул хохол, призванный на контракт из Мурманска.

Прокричали: «Становись!» Стали считать народ. Полковник Батов, старый волчара, седоусый стрелок, сбоку от дежурного стоит, руки за спиной. Батов старший курса, спец по стрельбе. «Ну, точно как комбат тогда, – подумал Иван. – Где сейчас комбат? А Батов… Ему лет уж под пятьдесят. Сколько же он служит?»

Дежурный выкрикивает фамилии:

– Горинов.

– Я.

– Бардокин.

– Я.

– Знамов.

Задумался Иван о своем.

– Знамов!.. –

дежурный ищет глазами по строю.

– Я… я, – опомнившись, отвечает Иван.

Другому бы загудели в затылки недовольно «головка от уя», «чего тормозишь!» Ивана не трогают.

В самом начале, как пришли в учебку, сразу и разобрались – этого с волчьим глазом сторонись. Сломал Иван нос крепышу-каптеру. С каптером потом выпили мировую. Тот был чифирист знатный: заваривал в кружке с мятой, с разной хитрой травой. Иван выпьет «каптерского» чаю и спит ночь как убитый, снов тех не видит.

Снилось ему, что ползет он по степи к тому заводику. И вот уже почти дополз – и осталось последний рывок сделать. Вдруг слышит Иван щелчок – мину задел. Понимает, что все – «озээмка» сделает из него решето! И начинает Иван вспоминать свою жизнь: время для него останавливается. Но мина долго не рвется. Иван не может ничего вспомнить, только видит кассету на столе… на полу разбросаны лекарства, битое стекло. Телевизор включен. Болотников-старший пьяно зовет со двора. Материн плач. Глядит он в телевизор, а там брат его с перерезанным горлом.

Дошли да Саввы.

– Сарангов.

Тишина.

– Сарангов. Сговорились сегодня! – злится дежурный.

Иван удивленно оглядывается, соображает, что нет Саввы в строю. Хватились. В каптерку побежали. Каптер – шо такое? Знать не знаю! В туалет, по казарме глянули. Нет Саввы. Батов дежурному:

– Что, сынки, потеряли бойца? С кем он был в паре?

Иван вышел из строя.

Батов не шумел, не грохотал как и положено старшему на нерадивого подчиненного, только сказал:

– Фамилия?.. Да-а, Знамов, не получится из тебя снайпер.

Иван и бровью не повел на слова Батова. От Саввы не убудет. Они Данилина по частям собирали, они Петьке Калюжному изгаженные штаны натягивали. Савва тоже мытарь загнанный. Только Савва калмык – у него кровь холодная. Не обиделся Иван на Батова. У Батова своя правда – «полковничья». Он, Иван, страдалец: ему сны не дают покоя, ему братов кадык сниться, кровь черная. Ему бы только свое отстрелять – десять пуль в яблочко положить, как задумал, десять выстрелов!..

Затянул Иван бушлат и с остальными по лестнице вниз на выход. Батов весь курс поднял калмыка искать. Матерится народ – только ведь отогрелись. Высыпали перед казармой на плац. Дежурный рот открыл отдавать распоряжения. Смотрит Иван, кто-то топает по плацу от ворот, бредет – не торопится. Калмык!

Ржач потом стоял на всю учебку.

Батов сказал, что завтра три шкуры сдерет с того, кто плохо отстреляется, сгноит в нарядах. Савва, хоть и хитрый калмык, но врать не умел.

– Ты где пропадал,

узкоглазый? – спрашивает его Иван. – Свист слышал?

– Уснул я, брат. Тихо было. Потом совсем тихо стало. Я глаза закрыл и…

Тут народ, кто ближе стоял, давай гоготать. Глаза закрыл! На Савву глянешь – какие глаза? Нитки две. Хитрющая физиономия у Саввы. Дежурный туда-сюда – плюнул, спрятался за полковника. Строй на плацу. А подморозило уже. Да куда там мерзнуть – со смеха разгорячились; по шеренгам побежало все громче и громче: «Калмык уснул в схроне!»

Батов спрашивает Савву:

– Чего слышал?

– Все слышал, – и давай докладывать, какие были условные сигналы, где ветка хрустнула, где мышь шмыгнула. Ничего Савва не упустил – весь расклад выдал по диспозициям. – Потом, задача, когда закончилась, Буча, то есть Знамов, да, подал мне условный сигнал. А потом тишина-а. Я глаза закрыл.

Хохот по шеренгам.

– Отставить смех! – Батов ус подкрутил. – Учитесь. Цель поразил и в материк врос, задачу выполнил и остался живой. Уяснили, соколы? Уснул, как говорится, но не мертвым сном.

Батов отвернулся, чтоб улыбку его не видели. Дежурному сказал:

– Заводи в казарму. Отбой соколам.

У Саввы все легко по жизни – заскучал на гражданке и дунул на контракт. Стрелок Савва еще по первой войне считался лучшим в роте. Его без разговоров и приняли в школу снайперов. Они, как встретились с Иваном, Савва ему первым делом – пыхнем, брат? Пыхнем. Не меняется Савва – все у него просто, как послужной список: ни наград, ни лычек. Служил – уволился. Ранение и то легкое – осколком ухо порвало. Так и ходил, как слон цирковой, с драным ухом. А что на самом деле на душе у Саввы, какие думки его тянут, никто не знал. Одно слово, калмык хладнокровный.

Батов был стрелком от бога: двадцать пять «календарей» отмаршировал седой полковник. На таких – матерых – армия держится. Во время соревнований, пока спецы возятся с навороченными импортными винтовками, лазерными дальномерами – меряют, да считают – Батов понюхает ветер, на глазок прикинет, в прицеле подкрутит на рисочку-две и со своей старенькой СВД валит мишень за тысячу метров. Ювелирно Батов работает. И снайперов он делает – каждого в единичном экземпляре. Штучный получается товар.

Отстрелялся Иван по зачетным мишеням. Батов ему – стреляй на тысячу.

Далеко мишень, очень далеко. Долго Иван примерялся, поправки вносил – с ветром не поспоришь. Пуля ветер не любит. Знает Иван, что смотрят на него. Батов вон ус крутит. Эх, ему бы только до воли добраться, до той воли, где мишени падают и больше не поднимаются. А ему немного надо – десять к одному…

Выстрел привычно ударил по ушным перепонкам. Поднял Иван голову. Батов сзади ему по макушке.

– Дурная привычка у тебя, солдат. В ответку словишь. Выстрелил – умри, чтоб ни шороха от тебя, ни звука. У кореша своего учись, – глянул в бинокль. – Свалил, сукин сын! Стрелок.