Будь моей мамой. Искалеченное детство

Гласс Кэти

Джоди не шелохнулась.

— Не хочешь? Ты нарисовала чудную картинку в прошлый раз.

Но девочка даже не моргнула.

— Вот что, — доктор поднялась, — прежде чем начать, мы с Кэти соберем эти игрушки в коробки. Помоги нам, пожалуйста.

Я поняла намек, отпустила Джоди и присоединилась к доктору. Видимо, ее целью было вовлечь Джоди в фактическое сотрудничество. Но пока мы собирали игрушки и карандаши, боковым зрением я видела, что Джоди не смотрит на нас, возможно, в этот момент она даже не замечала нашего присутствия. Скоро мы закончили и сели на свои места. Доктор

Берроуз записала что-то в блокнот, а я снова обняла Джоди. Не знаю, о чем она там писала, наверное, отмечала какие-то симптомы, заметные только ее профессиональному глазу, а может быть, уже и диагноз установила.

Она закрыла блокнот и приветливо улыбнулась:

— На сегодня хватит. Спасибо вам обеим, что пришли. Звоните.

Я удивилась: это что, еще одна хитрость, чтобы расшевелить Джоди?

Доктор Берроуз встала:

— До скорой встречи, Джоди. — Прием был окончен.

Я посмотрела на ребенка: она была все так же безучастна и смотрела куда-то непроницаемым взглядом.

— Ладно, милая, нам пора. — Я взяла ее за руку и поднялась, доктор Берроуз открыла нам дверь. А когда мы вышли на улицу, у меня появилось дурное предчувствие.

ГЛАВА 29 Терапия

Это предчувствие не покидало меня весь день. Мы с Джоди сидели на диване, я читала ее любимые стихи Ширли Хьюз: «В кране теплая вода, а в реке — холодная». Раньше она переворачивала страницу за страницей, повторяла слова и слушала стихи, в общем-то, с удовольствием. Теперь — никакой реакции, как будто она глухонемая.

Психическое состояние Джоди претерпело качественное изменение, и я понимала, что в этой ситуации не могу оказать ей адекватной помощи. Наблюдать за ее состоянием было отчасти страшно, а отчасти просто горько. Сколько еще изменений может претерпеть человеческая личность? Куда в конечном итоге заведут ее все беды и боль? Казалось — туда, где мрак и безмолвие, туда, откуда уже никто не сможет вернуть ее. Я видела, что ей срочно нужна помощь. Но какая помощь? И чем я сейчас могу помочь?

Отложив книгу, я приблизилась к Джоди, снова и снова вспоминая вчерашний прием у доктора Берроуз. Я, конечно, не ожидала чудесного исцеления, но надеялась, что прогресс хотя бы наметится. Но прием только показал, до какой степени была сломлена Джоди — даже специалист не смог достучаться до нее. Я откинула прядку волос у нее со лба и посмотрела на ее бледное, каменное личико. Неужели она останется такой навсегда?

— Я чувствую себя беспомощной, Джоди, — прошептала я. — Как я хотела бы что-то сделать для тебя! Хотела бы быть крестной феей и уметь колдовать, чтобы все твои беды просто исчезли.

Я держала ее на коленях, слегка покачивая. Джоди не реагировала. Я перевела взгляд на окно, за которым пролетела снежинка. За ней еще одна, и еще… Они падали с небес и таяли, едва соприкасаясь с землей.

— Смотри, — я повернула ее лицом к окну, — снег в апреле!

Она как будто посмотрела, и ее глаза на минуту стали осмысленными.

— Хочешь, выйдем на улицу и посмотрим? Тебе же нравился снег, помнишь? Пожалуйста, посмотри.

Но прошло мгновение, и она снова опустила взгляд в пол, не выказывая эмоций

и не видя ничего вокруг.

В семь я уложила ее спать, и, поскольку девочки были в музыкальной школе, а Эдриан возвращался поздно, дом был всецело в моем распоряжении. Читать не получалось — я не могла сосредоточиться, включила диск с классической музыкой — и стало еще печальнее. В итоге все закончилось просмотром телепрограмм, я почти совсем убавила громкость, чтобы не пропустить ни единого звука из комнаты Джоди. Пораньше ушла спать и, лежа без сна, молилась — впервые за тридцать лет.

Утром, к моей радости, наметился прогресс: Джоди сама спустилась вниз и съела несколько ложек хлопьев. Увы, продлилось это недолго. Полчаса спустя она свернулась на диване в позе зародыша, молча, погруженная в себя.

В половине десятого позвонила Джилл. Новый менеджер созвал экстренное совещание на одиннадцать часов, и мое присутствие было необходимо. Она сама не знала точно, по поводу чего назначена встреча, но предположила, что дело сдвинулось с мертвой точки. Может быть, доктор Берроуз порекомендовала немедленно начинать терапию? Или (если мы только смели надеяться) обнаружились новые улики и наконец преступники попадут за решетку? Коллега Джилл, Лиза, предложила посидеть с Джоди и должна была приехать где-то через час. Наконец хоть какое-то движение. Я посмотрела на Джоди, и во мне снова ожила надежда.

Лиза приехала вовремя. Я познакомила ее с Джоди — хорошо, что девочка хотя бы посмотрела на нее. Показала Лизе, где взять кофе и еду, после чего та начала читать Джоди журнал «Барби», а я ушла, чтобы переодеться в деловой костюм. По мере того как я приближалась к офису социальных служб, мое настроение улучшалось. Может быть, из всего этого что-то толковое и выйдет. Может, наконец окружающие начали понимать то, что уже давно было известно мне: психическое состояние Джоди было критическим, и ребенку срочно требовались помощь специалиста и терапия. Нужно было найти способ, как подступиться к ней и как вернуть ее к жизни.

Я оставила машину на стоянке около здания и направилась к офису, имея в запасе еще десять минут. Старинное каменное здание, в котором когда-то размещалась мэрия, теперь было окружено высотными домами, и о прежнем его величии напоминал только фасад. Я потянула на себя тяжелую дверь и вошла. Как обычно, там было не протолкнуться. Люди всех возрастов и национальностей сидели, стояли, в беспокойстве ожидая, когда их номера появятся на электронном табло. Когда я проходила чрез эту толчею, меня за подол схватил ребенок, мать усадила его обратно на колени и улыбнулась, извиняясь.

Я подошла к приемной.

— Кэти Гласс, — представилась я, и секретарша приоткрыла стеклянную перегородку, чтобы лучше слышать. — Мне назначена встреча на одиннадцать часов по делу Джоди Браун. Я ее попечитель.

Она записала мое имя в список, потом вручила мне пропуск с большими черными буквами — «Посетитель». Я прикрепила его на груди.

— Комната семь, — сказала она. — Через двойные двери, наверх и там налево. — Перегородка захлопнулась, прежде чем я успела сказать хоть слово.