Будь моей ошибкой
Шрифт:
— Думала, что это я?
— Конечно. Хотя… потом уже сомнения закрались, поэтому и Даниилу позвонила…
— Правильно сделала. Данька никогда не откажет в помощи. Если вдруг что в будущем произойдет, сразу к нему, поняла?!
— Да ну тебя, Кузьмин, не пугай. Все будет хорошо у нас, ну вечно же плохо быть не может?!
— Возьмешь мою фамилию? — выпалил я, накручивая на палец прядь ее светлых волос.
Вырвался из меня этот вопрос, сам даже не заметил как. Видимо, давно уже был готов озвучить его, но время выжидал. Вот Вселенная и решила, что пора.
Оля улыбнулась, прикусив губу. Взгляд ее глаз стал озорным,
— С удовольствием, — все же ответила она, внимательно наблюдая за моей реакцией.
Я даже испариной покрылся, пока ожидал, что она скажет. Но теперь-то понял, что связаны мы навеки. Внезапно мысль пробежала о той девчонке, что лежала на холодном снегу. Не знаю к чему вспомнил о ней. Поежился, стараясь попрощаться с этой картиной навсегда, но под ложечкой неприятно засосало, наверное, правда, надо бы попросить Сергеева навести о ней справки. Он ведь может?! В глаза бы ей взглянуть, поинтересоваться за каким она дьяволом… впрочем, никакой разницы уже не было. Года прошли, нога новая не выросла. Но отчего-то хотелось узнать, как сложилась ее судьба. Потому что моя была с привкусом дегтя.
Глава 17. Ольга
Домой я снова не вернулась, собиралась, но Артем не пустил. А я всего лишь хотела забрать свои вещи, но Кузьмин дал понять, что не стоят они того, чтобы нервы себе мотать, тем более, теперь. Мне казалось, что он все девять месяцев будет меня опекать, не позволив грустить. Наверное, так и проявляется любовь. Настоящая, искренняя.
Вечером вернулся Тимка, и это было счастье. Я смотрела на него и представляла, как здорово будет, когда нас станет четверо, сколько всего важного и интересного ждет впереди. А на следующий день я отправилась в ЗАГС, делить ведь нам было нечего. Не нажили ничего за эти годы. Написала заявление, заранее зная, что Олег найдет тысячи причин, чтобы свести все мои доводы к нулю. Не любил он меня, просто желал напакостить, чтобы жизнь не казалась мне медом. Однако инициативу я проявила, твердо зная, что больше не оступлюсь. Артем — моя судьба, и готова я к тому, чтобы отдать ему все.
Он — мое отражение, мой воздух, жизнь моя.
— Все, — выпорхнув на крыльцо дворца бракосочетания, с облегчением произнесла я: — Написала, теперь осталось подождать, когда пройдет установленный законом срок, и все закончится.
— Сомневаюсь, что он просто так тебя отпустит, — устало улыбнувшись, выдал Кузьмин. — Не отступится, будет давить.
— Но ты ведь тоже не сдашься, Артем?!
— Конечно, нет. Оль, ну как сдаваться-то теперь, когда ответственность такая на плечи легла. Помнишь я рассказывал тебе о том случае… — начал он, на мгновение умолкая.
— В горах? — вложив свою ладонь в его, поинтересовалась я.
Мы шли по запорошенному снегом парку и наслаждались единением. Мгновением, что было лишь нашим. Тишина. Высокие макушки елок гнулись под тяжестью мокрого снега, а я дышала полной грудью, словно пытаясь, чтобы кислород наполнил каждую мою клеточку.
— Да, Оль, там девушка была. Не хочу вдаваться в подробности, ну в твоем положении не стоит такие ужасы слушать.
— Тебя это гложет? — погладив его ладонь указательным пальцем, замедлила я шаг.
— Не знаю, милая, даже как сказать.
— Одновременно хочешь поговорить с ней и боишься?
— Вроде того, — согласился Артем. — Я тогда и не думал ни о чем, когда поспешил на помощь. Единственной мыслью было — вытащить, помочь. Когда-то по молодости я уже становился свидетелем того, как по незнанию люди срывались, не соблюдали технику безопасности, лезли куда не следует и заканчивалось это все плохо, а там девчонка. Даже не знаю, сколько ей лет-то двадцать, наверное, от силы. Я особо не всматривался в ее лицо, глаза только карие запомнил, странно.
— Что? — нахмурилась я, видя, как Артем переживает.
Носит все в себе, боясь открыться до конца. Да я сама внутри хранила ящик Пандоры, зная, если чуть приоткрою крышку, то будет больно. Я боялась этой боли, не желая заново все проживать. Лишь ночами иногда видела снова эти картины и лезть хотелось на стены. Ощущала холод, видела кровь, глаза этого мужчины сквозь прорезь шапки и… пыталась вспомнить голос, но он сливался в гомон. Шум стоял в ушах, а я снова и снова просыпалась в холодном поту.
— Иногда мне кажется, что она близко. Словно тень. А я не могу поймать ее. Ладно, — взмахнул он рукой, — не будем о грустном. У нас еще много забот и хлопот. Как только в твоем паспорте будет стоять штамп о расторжении брака, тут же поженимся. Ребенок должен расти в полной семье. Так правильно, — выдохнул Артем, приобнимая меня за плечи.
Я лишь кивнула, млея от его слов. Конечно, он прав, мне и самой хотелось, чтобы все так было. Старалась не оглядываться назад, идти прямой дорогой, оставляя все ненужное позади. Слишком много шелухи было в моей жизни, она мешала, сбивала с пути, я слишком долго была ведомой, забитой, трусливой. Опасалась гнева мужа, боялась ее расстраивать и к чему это привело?! Олег стал тираном, считающим, что его мнение лишь имеет место быть, а я так… букашка. Сама виновата, не стоило превращаться в молчаливую куклу.
У самого подъезда мы нос к носу столкнулись с Соней. Она окинула меня взглядом полным презрения, словно лично ей я сделала какую-то гадость. Хотя и знакомы-то с ней были шапочно.
Она мне не нравилась, и не потому что имела виды на Кузьмина. Нет, что-то иное таилось за этим занавесом. Отчего-то страшно стало, я хотела прикрыть живот ладонью, но вовремя опомнилась. Этим жестом только ведь внимание привлекла бы к себе. Потому постаралась просто пройти мимо.
Только Сонька никак не желала прощаться мирно. Мы уже практически вошли в подъезд, как она окликнула Артема.
— Кузьмин, ну ты и гад! Стоило этой профурсетке за порог, как ты сразу чуть ли не в ноги бросался. Красивой называл, желанной.
— Что? — поморщился Артем, — ты что такое несешь, Сонь?!
Сонька резко развернулась и сделала шаг в нашу сторону, напоминая разгневанную львицу. Волосы разметались по плечам, взгляд хмурый, злой даже, губы сжаты, а сама Сонька и рады бы, наверное, вцепиться в его физиономию. Она ревновала. Это было заметно, и мне почему-то жаль ее стало. Только я предпочитала верить в слова Кузьмина. Чувствовала, что он не врал мне, может, и было между ними что-то, но давно, и мало значило для него.