Будь моей ошибкой
Шрифт:
— Лариса Борисовна, — вмешался Тимка, кажется, понимая, что я иду ко дну со своей логикой. — Это мой папа, а Ольга Петровна… — замялся сын, ловя мой хмурый взгляд, что он там еще решил озвучить?!
— Дело есть к ней, — кивнул я, — насчет утренника.
— Точно, она просила подумать, — округляя глаза, выдал Тимка.
То ли мой сын знал что-то, о чем пока я не догадывался, то ли мужская солидарность в нем уже присутствовала. Кажется, он решил сделать все, чтобы его папаша не выглядел в это утро болваном перед этой грозной женщиной.
— Телефон
«— Ой, да и черт с тобой», — пронеслось в моей голове, и я, поцеловав сына в висок, поковылял к выходу.
Это утро нравилось мне все меньше и меньше.
То ли назло собственному внутреннему голосу, то ли просто дурак, но домой направился именно той дорогой, что вела мимо дома Ольги. На что рассчитывал — сам не знаю, но, увидев около ее подъезда своего бывшего одноклассника, взмахнул рукой, будто бы зная, как поступить.
— Генка, — окликнул я его, дополнив все громким свистом. — Генка Селезнев.
Мой школьный друг попытался сосредоточить на мне взгляд, похоже, утро было не только у меня поганым. Гена очень старался сфокусироваться, но лишь щурился и мотал головой.
— Кузьмин, — пробормотал он наконец-то, хихикнув, и вцепился пальцами в старенькую сливу около подъезда. Именно она в тот момент служила ему лучшей опорой. — Сто лет не виделись, Эй, дружище, как жизнь? На войне что ли потерял? — поинтересовался Селезнев, видимо, намекая на отсутствие ноги.
— Не, — покачал я головой, — в мирное время умудрился. Считай, производственная травма. Ты какими судьбами тут ошиваешься?
— Ну дык, — икнул Генка, — к бывшей приходил, она — зараза в долг давать не хочет, говорит еще предыдущий не вернул. Стерва какая. Всю кровь ведь выпила из меня, пока жили вместе.
— Ну раз выпила, чего поперся снова?! Сестру б попросил, — копаясь в ворохе воспоминаний, выудил я фрагменты из юности.
— А, толку-то, — отмахнулся Генка, грустно вздохнув. — Нет веры бабам.
Жизнь побила моего приятеля не слабо. Если к тридцати четырем годам я лишился части ноги, то Селезнев скатился практически на самое дно. При этом мне всегда казалось, что моя потеря — болезненна во всех смыслах, но она стоила того. Стоила жизни той девчонки. Интересно все же, как она сейчас, что с ней стало в итоге?! Несколько лет все ж прошло.
Иногда, когда я закрывал глаза — картинка сама появлялась в памяти. Ее темные волосы на белом снегу, мертвецки бледное лицо и кровь… Кровь, что струйками сочилась из ее виска. Она что-то кричала, хваталась за живот руками, на которые было страшно смотреть. Я лишь молился, чтобы эта несчастная не скончалась на месте. Готов, кажется, был отдать многое, чтобы вытащить эту дуреху. Нахрена она вообще туда… а, впрочем, это уже в прошлом.
Генка-то с дуру пить начал. Сначала на работе его подсидели, жена нет, чтобы поддержать в трудную минуту, пилить начала, в итоге он вообще потерял себя. Превратился
— Слушай, а ты в не курсе, — решил испытать я удачу, — на втором этаже блондинка такая живет. Она еще в детском саду работает.
— Олька Андреева что ли? — поскреб Генка макушку, сдвигая на лоб шапку.
— Ольга Петровна, — кашлянув в кулак, поправил я его.
— Ну, — кивнул Селезнев, — живет и что? Понравилась? Это ты зря, баба она хорошая, да муж у нее, как кобель.
— Гуляет?
— Злой, как черт. Ревнует к каждому столбу ее, орет, грозится всем ноги переломать, если только на нее кто взглянет косо.
— Домашний тиран? — не удержался я, чтобы не фыркнуть.
При этом глаза, кажется, налились кровью. Сама мысль, что рядом с Олей такой гад, выводила меня из себя. Хотелось орать, пинать и разбить кулаки о что-то твердое. Чтоб до крови, чтоб мысли дурные выбить из собственной башки.
— Кузьмин, — сплюнул Генка на холодную землю, — говори прямо, чего ты хочешь узнать?!
Глава 5. Ольга
Прижавшись спиной к входной двери, я прикрыла веки. Выдыхая через рот воздух, мысленно молила, чтобы Олег не зверствовал, а просто улегся бы спать. Скандалов, разборок не хотелось, на них уже не было сил. Да еще и почему-то жутко стыдно было перед Кузьминым за эту сцену. И зачем я только побежала на улицу?! Нет, вот, правда, сами себе создаем проблемы на ровном месте.
— Ты долго еще будешь там стоять? — пробубнил Олег, кажется, из спальни.
Я только сильнее зажмурилась, едва ли не до цветных всполохов перед глазами и сама вся сжалась, будто в комок. Страх прокатился волной. На миг даже сделать вдох стало тяжело.
— Мне на работу пора, — стараясь успокоить собственное сердце, произнесла я.
В висках стучало противно, оставалось лишь сжимать ладонями голову, прикусывая губу. Все смешалось в одно: боль, испуг, непонимание отчего и почему все так резко изменилось. Чувство, что загнали в угол, только разрасталось, приводя едва ли не к панике.
Я-то знала, что Олег не забудет, даже если сейчас все спустит на тормоза. Припомнит, отомстит. И с каждым днем все больше убеждалась, что человек он — страшный. Злопамятный, резкий, и нет в этом ни капли романтики, видимо, слетели с моих глаз розовые очки, разбившись стеклами внутрь.
Была бы умная — бежала подальше от него, ушла бы еще в тот миг, когда… Память снова демонстрировала обрывками воспоминания. Прошло достаточно времени, а горечь потери еще давала о себе знать. Внутри все скручивалось узлом, тошнота подступала к горлу, и я, вонзив ногти в собственные ладони, сжала кулаки. Глупая. От этого невозможно спастись. Нет лекарств и средств, чтобы стереть ее, заставив замолкнуть навсегда.