Будь моей ведьмой
Шрифт:
— Как? — Я не могла не спросить.
— Здорово, — выдохнул Стужев. — Все, Маргош, марш учиться, и это… — взгляд стал угрожающим, — чтобы никого рядом, ну ты меня поняла. Пока.
И меня втолкнули в аудиторию, нежно, но непреклонно.
— Всем привет, — сказала я привычное на входе и потопала к своему месту.
В полупустой аудитории мне вяло ответила пара голосов, и все вернулись к телефонам. Я же села за парту, сверилась с расписанием, достала тетрадь по «Истории Государства и права», подумала,
Дверь распахнулась раньше, чем прозвенел звонок. И наши ввалились не гурьбой, как обычно, а как-то не особо громко и несколько… странно. Я обернулась — все смотрели на меня. Даже жутко стало. Вернулась к тетради, вписала сегодняшнее число…
— Ильева, — Никитос Сухов, наш староста, подошел, встал перед партой, — ты вообще как?
— Мм, — стараемся не улыбаться, — Никит, прости, что меня два дня не было, я…
— Да забей, — отмахнулся Сухов, — ты в команде Георгия Денисовича, вам вечно послабления. Я о другом… — парень смутился, а затем осторожно: — Ты… со Стужевым?!
И взгляд такой — сочувствующий!
Отвечать мне не хотелось. К счастью, появилась преподаватель, и Сухов торопливо ретировался на свое место. А я осталась наедине с невеселыми мыслями… мда, я как-то совсем не подумала, что ждет меня в универе. Потом вспомнила, что ждет меня дома, и реакция одногруппников волновать перестала совершенно. Чувствую себя влюбленной дурой. Совсем влюбленной, окончательно просто. Но очень-очень счастливой. Как-то ненароком вспомнилась вчерашняя ночь, наши безумные танцы, наш первый рассвет…
— Ильева, — окрик Ирины Владимировны заставил вернуться в реальность, — записываем, Ильева!
«Стужева» — подумала я и взялась за ведение конспекта. Писать не хотелось совершенно, мысли постоянно, неизменно и вечно возвращались к одной злодейски-обаятельной няшке с сине-серыми глазами и улыбка не сходила с лица, хотя уже все скулы болели. И как-то совсем мне было не до истории Государства и Права. Вообще.
Пара прошла ни шатко ни валко, я половину пропустила мимо ушей, и когда зазвенел звонок, подумала только об одном — написать Стужеву или позвонить? Серьезный выбор, да, сама от себя улыбаюсь. В итоге написала маме, что у меня все замечательно и буду вечером с… мужем. От мамы мгновенно пришел вопрос: «Ты где?» — «В универе, на парах, делаю вид, что учусь, а не в облаках витаю». «А ты витаешь?!» — очень удивленный вопрос. «Кажется — да, или парю, сложно разобраться, но одно из двух точно».
Ответа от мамы не дождалась, так как в следующий миг передо мной возникла пластиковая тарелочка с чизкейком и чашечка с кофе, и цветочек орхидеи на тарелочке рядом с чашечкой, а еще кто-то очень любимым голосом промурлыкал:
— Я тут вспомнил, что вы ничего не съели за завтраком, госпожа Стужева.
— Да не до еды было, господин Стужев, —
Теплые, нежные и такие жадные губы мгновенно накрыли мои. Секунд на тридцать, после чего, чмокнув меня в носик, Саша уселся на парту и скомандовал мне:
— Завтракай, гастрит женщину не красит.
Я достала влажную салфетку, вытерла руки и взяла тарелочку с пироженкой.
— В учебной части был, — отчитался Князь. — Георгий Денисович ждет нас после пары, так что учись спокойно, Маргош, потом смотаемся по делам, потом к твоим, — он улыбнулся и протянул радостно-предвкушающе: — Потом домо-о-о-ой.
— Можно начать с последнего пункта, пожалуйста, — занудным тоном протянула я.
Стужев улыбнулся шире, подался ко мне и прошептал:
— Ну если ты настаиваешь…
Наваждение какое-то! Он, его голос, этот взгляд завораживающий и…
— Я ем, — капризно заявила мужу.
— Кушай-кушай. — Он снова вальяжно уселся прямо на парте. Потом огляделся и невинно поинтересовался: — А что это ваши такие пришибленные сегодня?
Даже оглядываться не хотела, я почему-то так и подумала, что все остались сидеть по местам, а тишина, потому что внимают каждому слову.
— Это не пришибленность, Саш, это шок, — прошептала только для него.
— Да? — изумился он, даже не пытаясь говорить тихо. — С чего бы?
Жуя вкуснятинку творожную, отложила тарелку, полезла в рюкзак, достала зеркальце, открыла, протянула Стужеву, так чтобы он собственное изображение узрел.
— Ну? — не понял Князь самого прямого из намеков.
Я прожевала, сглотнула, запила кофе и пояснила, но тоже шепотом:
— Понимаешь, ты и со мной. — Он не понимал, он, чуть вскинув левую бровь, со смесью непонимания и недоумения смотрел на меня. — Со мной, — поясняю повторно, левая бровь вскинулась чуть выше, — и чизкейк принес… с цветочком…
Я-то говорила шепотом, а вот Князь у нас без тормозов и потому спокойно, отнюдь не тихо и совсем не заботясь о психическом здоровье окружающих, переспросил:
— А что такого шокирующего в том, что я о любимой жене забочусь?
Кто-то грохнулся вместе со стулом. Стужев на этого кого-то с сомнением глянул, а я, уже понимая, что сейчас будет, беспомощно прошептала:
— Ключевое слово — жене. Хотя… — с сомнением на него взглянула, — любимой, говоришь? А что, нелюбимые тоже есть?!
На это Князь вполне сурово пригрозил:
— Покусаю.
Но я, доедая пирожное, задумчиво продолжила:
— Надо было вчера твой паспорт глянуть, а вдруг там еще печати имеются?
— И не только за попу, — продолжил бесполезное дело с угрозами Стужев.
Молча доела, отложила пустую тарелку и ложечку, взяла кофе. Молча.
— Я первый раз женился, серьезно, — обиженно сказал Князь.
Надо было смолчать, но:
— Да я так и поняла, — мило улыбнулась супругу. — Уровень организации свадебного торжества сказал о многом.