Будь моей
Шрифт:
– Ваша госпожа и я нуждаемся в нескольких минутах уединения.
В ответ на его повелительный тон Даша быстро кивнула и тут же шмыгнула к дверям. От этой наглой выходки и бегства подруги Александра вся ощетинилась. После мрачных предсказаний братьев Разиных ей вовсе не хотелось оставаться с ним один на один.
Поэтому ее голос прозвучал, пожалуй, излишне резко:
– Даша, останься, тебе незачем уходить. Ни Даша, ни граф не обратили на ее слова ни малейшего внимания. Василий вошел в комнату, придержал дверь, пока Даша выходила, и плотно закрыл ее. Александра подумала, не крикнуть ли Даше, пока та может ее услышать, чтобы она не уходила далеко,
– Неужели ваше дело не может подождать до завтра, Петровский.
Его взгляд снова скользнул по ней. Стали его глаза теперь ярче или ей это только показалось? Невероятно!
– Нет, не может, если я хочу сегодня выспаться, – ответил он и, сделав шаг вперед, сократил расстояние между ними, так что Александре пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо. – Ведь вы хотите, чтобы я немного поспал, верно, Александра? – спросил он, и голос его показался ей чересчур зловещим.
– Неужели вы воображаете, что мне есть до этого дело?
– А напрасно, – теперь он говорил уже мягче, – видите ли, я несколько развращен и эгоистичен в этом отношении. Если мои потребности не удовлетворяются, то почему, спрашивается, должны быть удовлетворены ваши?
Александре не хотелось об этом говорить, но ей пришлось заставить себя:
– Вы имели в виду сон?
– Разве?
Василий вдруг потянулся к светлому локону, упавшему ей на плечо, и, держа между пальцами, погладил его.
"Так вот как это выглядит», – добавил он про себя, и ему на ум пришло воспоминание о лунных бликах.
Василий сам не вполне понимал, что происходит. Его привел сюда гнев, и злость все еще кипела в нем, но теперь этот гнев был направлен На него самого, и был скорее, не единственным чувством, владевшим графом.
Чертов ужин! Он его никогда не забудет – и этот стремительный переход от ярости к удовлетворению и снова к ярости, только теперь уже на себя самого.
Когда он возликовал, увидев ее ужасные манеры, надо было сразу же отвернуться и не смотреть на нее больше. Надо было сохранить эту радость и облегчение, унести с собой в постель, а потом найти ту служаночку, хотя теперь Василий уже не находил ее привлекательной. Дернул же его черт так задержаться за ужином и увидеть, каким чувственным жестом Александра поднесла к губам и облизала пальцы! От этого зрелища Василий весь затрепетал. Увиденное исторгло у него стон, и теперь он готов был застонать снова, потому что приходилось держать свои чувства под контролем. То, что, презирая в ней все: ее манеры, мораль, очевидные порочные наклонности, – Василий, помимо воли, опять желал ее, было просто невыносимо. Но, вспомнив ту тягостную сцену, через которую он прошел по ее милости, граф заметил вовсе не любезным тоном:
– Вы просто маленькая дикарка, милочка. Вместо того чтобы обрадоваться такой реакции и прийти в восторг от его унижения, Александра вдруг густо покраснела. И ей стало еще хуже, когда он насмешливо спросил:
– Скажите, а эта ваша страстность распространяется и на постель?
Ощущая неловкость, она ответила:
– Вы ведь не думаете, что я отвечу, не так ли?
– Возможно, я рассчитываю узнать это на опыте.
Александре показалось, что от ее щек пошел пар.
– Вот уж не думала, что вы так спешите скрепить наш союз.
Желая спровоцировать ее, Василий высокомерно поглядел на
– Я полагаю, ваше замечание имеет определенную цель?
– Я хочу сказать, что вы стараетесь ускорить наш брак, а это положит конец любым попыткам восстановить status quo.
Он весело рассмеялся:
– Не валяйте дурака! Что значит для вас еще один любовник, если их и так уже было чересчур много?
По его лицу она поняла, что на этот раз граф не стремился ее оскорбить. Он действительно верил в собственные слова, и девушку охватили противоречивые чувства. То, что он был о ней такого мнения, по-настоящему радовало Александру – это могло помочь осуществить ее планы. Но почему же тогда она чувствовала себя оскорбленной?
Александра сделала отчаянную попытку уйти от этой темы, придравшись к тому, что он назвал ее «Алин».
– Только мои друзья имеют право называть меня так, – объявила Александра.
Василий ответил ей снисходительной улыбкой;
– Но я ведь куда больше чем просто друг Скоро я стану вашим мужем, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Хотите, я продемонстрирую вам некоторые свои права?
– Лучше продемонстрируйте мне свое умение быстро покинуть мою комнату. Можете начинать, я жду.
В ответ Василий сгреб ее за плечи и медленно притянул к себе. От неожиданности Александра забыла про халат и, упершись ладонями ему в грудь, попыталась оттолкнуть графа. Он не сдвинулся ни на вершок, и единственное, чего она добилась, было то, что ее халат распахнулся. Под ним оказалась очень скромная ночная рубашка, но это не имело особенного значения, не будь ее груди такими полными – Александра не могла прикрыть их руками, и эти упругие полушария приковали взгляд графа.
Он притянул ее еще ближе, и Александре пришлось убрать скрещенные на груди руки, которыми она прикрывала свое тело…
– Что, черт бы вас побрал, вы себе позволяете, Петровский! – воскликнула она, радуясь, что охватившая ее паника не отражалась на голосе.
Но граф услышал эту панику и не обратил на нее ни малейшего внимания.
– Думаю, я хочу узнать, каковы вы на вкус. Ее отказ не был запоздалым, просто Василий пропустил его мимо ушей. Сильные руки графа привлекали Алин все ближе, тела их соприкоснулись, и она ощутила его мужское естество гораздо сильнее, чем хотела бы. Горячие губы прижались к ее губам, лишая возможности протестовать, по крайней мере на некоторое время. Сопротивляться она не могла, ибо была в шоке. Александра ни разу не задумывалась о том, что ей будет угрожать такая опасность. Да и как это могло прийти ей в голову, если она точно знала, как Василий относится к их браку, тем более что и сама относилась так же? И когда он поцеловал ее, шок наступил лишь оттого, что Кристофер не научил Алин целоваться и она мало что знала об этом искусстве, хотя и воображала, что знает.
Поцелуи Кристофера приводили Алин в трепет, потому что она его любила, но, по правде сказать, по сравнению с этим человеком Кристофер был сущим младенцем. Граф впитывал ее ощущения, не выпуская их из-под контроля, и в этом участвовал не только его рот, но и все тело. Одной рукой он удерживал Алин за спину, не давая возможности отступить, попятиться, избежать этих легких прикосновений его груди, которые вызывали у девушки странное чувство, словно он ласкал и поглаживал ее соски – каждый по очереди. Другую руку он положил ей на ягодицы и старался приподнять ее так, чтобы твердый выступ на его теле оказался как раз напротив развилки, разделяющей ее ноги.