Будь по-твоему, Алекс...
Шрифт:
Ханна открыла альбом, С первой страницы на нее смотрела молодая пара. Было нетрудно догадаться, что мужчина на снимке – отец Алекса (сходство было поразительное), а прильнувшая к мужчине женщина казалась поистине неземным созданием. Ее изящная головка была окружена ореолом белокурых волос, а синие глаза лучились мягким светом. Мать Алекса?
Она перевернула страницу. Следующее фото давало ответ на этот вопрос. На ней та же женщина прижимала к груди младенца. У него был характерный волевой подбородок Алекса, его темные волосы, его глаза.
При виде следующей
Вспомнив, что нехорошо совать нос в чужие дела, Ханна захлопнула фотоальбом и поставила его на место.
Открылась дверь. Ханна быстро повернулась и оказалась лицом к лицу с вошедшим Алексом. Он был облачен в свободные пижамные брюки и темно-синий шелковый халат; концы пояса были развязаны и свободно болтались по бокам. Большими шагами Алекс прошествовал прямиком к встроенному в стене бару, достал высокий граненый стакан и до краев наполнил его янтарным виски. Потом залпом осушил стакан и, поставив его на полку бара, круто развернулся к Ханне. Его черные глаза метали молнии.
– Это вы во всем виноваты! – обвинительным тоном заявил он.
– Вы абсолютно правы, – спокойно согласилась Ханна. Бешено дергающийся на щеке Алекса мускул предупреждал ее, что Алекс не в настроении спорить.
– Еще эта рехнувшаяся старуха… – Он ткнул указательным пальцем в направлении, по-видимому, своей спальни. – Ей впору служить сержантом в морском флоте!
– Где сейчас Эдна? – спросила Ханна.
– Черт ее знает, наверняка переставляет мебель в столовой. Она уже потрудилась над моей ванной комнатой, перевесила на свой лад все полотенца!
Алекс стал мрачнее грозовой тучи. Когда Эдна вломилась в его кабинет, он представлял собой жалкое зрелище. Алекс вообще редко болел – по той простой причине, что посещение врачей было для него непозволительной тратой времени. Однако знакомство с ядовитым плющом чувствительно отличалось от насморка и гриппа. Алекс весь горел, чесался и был близок к помешательству. Он перестал владеть ситуацией, и именно это обстоятельство более всего его раздражало.
Он снова злобно уставился на Ханну – главную виновницу его плачевного состояния.
– Все вы и ваши идиотские идеи! Иди, мол, посиди на холме! – передразнил он Ханну. – Познай самого себя! Вы одна во всем виноваты!
– Повторяю, я полностью с вами согласна, – спокойно отреагировала Ханна на его гневную тираду. – Я отправила вас на холм, лелея надежду, что вы расположитесь
Секунду Алекс сверлил ее непонимающим взглядом, а потом его дурное настроение чудесным образом улетучилось, и уголки губ поползли вверх.
– Я веду себя по-детски, да? – Он осторожно присел рядом с Ханной и болезненно поморщился, неловко задев коленкой край дивана.
– Большинство мужчин впадают в детство, стоит им чуть-чуть прихворнуть, – с улыбкой ответила Ханна.
– Очень спорное заявление! – сказал Алекс.
– А по-моему, очень верное. Как ваше самочувствие?
После минутного размышления он ответил:
– Вообще-то ужасно неприятно признавать, но снадобья Эдны действительно помогают. Уже не так чешется.
Алекс сидел на расстоянии вытянутой руки от Ханны, и ее запах – таинственный аромат лесных трав – возродил в его памяти сорвавшийся план провести наедине с ней сегодняшний ужин. Свечи, шампанское… ее трепещущие губы на его губах, ее горячее тело, прижавшееся к его телу… Ханна выглядела в наивысшей степени пленительно в блузке и слаксах цвета лесного мха, который подчеркивал травяную зелень ее глаз.
– Вы должны мне ужин, – произнес он наконец, и задержал взгляд на ее припухлых губах, всем сердцем сожалея, что надежды на сегодняшний вечер обернулись прахом. – Мы заключили договор. Я свою часть соглашения выполнил – отправился на холм и попробовал переосмыслить свою систему ценностей. Хотя не могу сказать, что, проторчав около часа на солнцепеке, я приобрел опыт самого приятного времяпрепровождения в своей жизни.
– С чего вы взяли, что ужин в моем обществе окажется более приятным времяпрепровождением? – пробормотала Ханна. Когда он перестанет смотреть на нее таким пронизывающим взглядом? Внезапно она встала, испытывая потребность отвернуться, спрятаться от преследования его глаз, от которого воздух в комнате начинал раскаляться как от печки. – Значит, вы ничего не почерпнули из созерцания природы в одиночестве?
– Как же, почерпнул. Я понял, что ненавижу сидеть в одиночестве и созерцать природу, – усмехнулся Алекс. – Ханна, давайте признаем, что наш эксперимент с треском провалился. Я не умею сидеть на природе и ничего не делать, только ломать голову над смыслом собственной жизни. Единственное открытие, которое я сделал на свой счет, – понял, что у меня аллергия на ядовитый плющ!
Ханна рассмеялась. Чувство юмора Апекса и его мальчишеская бесшабашность привлекали ее, несмотря на опасения: стоит ли продолжать знакомство с ним? Безнадежен ли Алекс? Он, человек, не признающий никаких ценностей, кроме денег? Перед ее мысленным взглядом неожиданно возникла детская фотография Алекса. Воспоминание о его сияющей улыбке, о выражении неудержимой радости на его детской физиономии почему-то вселило в нее уверенность, что Алекс не совсем безнадежен. Просто он слишком глубоко запрятал этого ребенка в тайники своей души. Ребенка, сокровищами которого могли быть присевшая на цветок бабочка или падающая звезда.