«Будь проклят Сталинград!» Вермахт в аду
Шрифт:
Вокруг, насколько хватало глаз, не было ни военной полиции, ни медиков. Никогда раньше не видел в вермахте подобного хаоса. Наверное, так выглядело разбитое войско Наполеона у Березины. Во мне проснулась смесь ужаса и сострадания. Я почувствовал себя брошенным и подумал: «Лучше бы тебе остаться снаружи, а не настаивать на том, чтобы попасть сюда». Если бы я пошел в запасную часть в Геттингене, я смог бы подождать развития событий.
Я побродил по округе и наконец нашел глубокий блиндаж со входом, завешенным плащ-палаткой. Вокруг были вспышки зенитного огня и разрывы бомб. Я вполз в блиндаж, где меня встретила вонь немытых тел и остатков еды. Встретили меня враждебно.
«Откуда? Куда?» Когда я описал свои приключения,
– Вы, наверное, совсем свихнулись, герр обер-лейтенант. Теперь, как и все мы, вы по уши в дерьме – по самые уши. Обратные билеты положены только раненым – без головы, без ноги и так далее, и при этом нужно еще найти себе самолет! – сказал один штабс-ефрейтор. В его словах не слышалось никакого нарушения субординации – скорее сожаление.
Это было просто катастрофическим завершением отпуска. Насколько все было хорошо в начале, настолько ужасно все было в конце. По крайней мере, в Питомнике царил абсолютный хаос. Никто никому не отдавал четких приказов, и беспомощные, отчаявшиеся раненые лежали и бродили где угодно.
– А как там наши танки, они уже пробились? – Это было ранним утром 29 декабря 1942 г. Наши танки намертво встали в колеях многими днями ранее. Наступление для прорыва сталинградского окружения с юга было слишком слабым с самого начала. Еще один случай, когда у наших войск оказалось недостаточно сил, чтобы достичь желаемого. Несмотря на это, разочарованные солдаты в бункере не ожидали падения 6-й армии.Снаружи беспрерывно рвались бомбы. Я снова и снова спрашивал себя, умно ли было возвращаться в Сталинград. Я пытался избавиться от мрачных мыслей. Моя вера в руководство Германии еще не рухнула окончательно. Смертельно усталый, вскоре я заснул.
Глава 6 Последняя битва в «Крепости баня»
Когда на следующее утро я проснулся, солнце светило на степь с совершенно чистого неба. Блеск снега ослепил меня. Выйдя на свет из темного блиндажа, я с трудом мог открыть глаза. Жуткая ночь закончилась. В небе были немецкие истребители, а русских самолетов видно не было. Я попрощался с хозяевами и пошел к пункту диспетчерской службы. Там все передвигалось бегом.
Поскольку я вез курьерскую почту, до командного пункта 6-й армии в Гумраке мне вызвали машину. Командный пункт был кучкой встроенных в склон бревенчатых хижин. Там все было наполнено шумом управленческой работы и общим гвалтом – щелкали каблуки, резко вскидывались руки, отдавая честь. Почту приняли – но, думаю, она не имела никакой ценности. Мне сказали подождать. Слушая обрывки телефонных разговоров, я понял, что сейчас они пытаются создать из ничего новые «аларменхайтен». И туда им были нужны офицеры. Желай я такой карьеры, я пошел бы в «пожарную часть» еще в Харькове, где условия были куда лучше. Я тихо выскользнул наружу, не привлекая ничьего внимания. В перегретом блиндаже было душно. Снаружи лежал снег и было минус двадцать. Закинув ранец за плечо, я пошел по следу колес в сторону летной школы. Местность была мне знакома, даже теперь, когда везде лежал снег.
Проезжавший мимо грузовик подвез меня. Я шел почти по той же дороге, что и 14 сентября, во время первого визита в город. Орудийные позиции моей 2-й батареи были все на том же месте. Когда я появился в подвале бани – естественно, я был встречен множеством приветственных возгласов. Боде прибыл за много дней до меня. Он все сделал с первой попытки и рассказал остальным, что если «Старый» вскоре не приедет, то не появится вовсе. Это значит, он – все, он свое получил. Вспомните – мы взлетали в одно и то же время. Боде был всего на несколько лет младше моих двадцати двух, но для солдат я был «Старым».
Содержимое ранцев, которые привез Боде, давно поделили и съели. Их поделили честно, но с ними разошлись и мои личные вещи, оставшиеся на батарее, когда я уехал в отпуск. Было в этом
Скоро я отправился на наблюдательный пункт, взяв свой ранец с продуктами, потому что там ничего не получили из ранцев Боде. Причиной для этого было названо то, что со времени моего отсутствия там и так получали специальные пайки, якобы за нахождение в большей опасности. На позиции для передков едят куда больше, подумал я, – до того, как еда попадает на передовую.
Я с самого начала счел это объяснение преувеличенным и пристрастным, но ничего не сказал, потому что сначала хотел услышать, что скажут мне. Собственно, мой заместитель, лейтенант с другой батареи, действительно назначил обильные пайки наблюдательному пункту – а значит, и себе. Во время обычных боевых действий от солдат на наблюдательном пункте требуют больше, чем на огневых позициях или даже в обозе. Но здесь, в Сталинграде, мой НП жил более комфортно. Чтобы избегать недовольства, нельзя заводить любимчиков, особенно когда припасы строго ограничены.
При том что я во время отпуска растолстел, с первого дня в окружении я сидел на здешнем голодном пайке. Солдаты на батарее жили так уже месяц. Я не отпускал от себя мешок с едой, потому что нужно было как следует подумать, как его разделить.
Первым моим приказом было абсолютно равное питание для всех солдат батареи. Дальше я доложил о вступлении в обязанности командиру батальона и также уведомил командира полка о своей помолвке. Хотя встречали меня с радостью, командир полка хотел знать, почему я не обратился к нему за разрешением жениться. В конце концов мне пришлось идти к нему на доклад, и я был слегка озадачен. Я извинился, но указал, что не знал об этом, и, кроме того, отправляясь в отпуск, не знал, что он закончится помолвкой. Это было спонтанное решение, случившееся потому, что подвернулась такая возможность.
Подполковник фон Штрумпф слегка подобрел и выслушал мою историю. Я рассказал о семье своей будущей жены и обещал, что обращусь к нему за разрешением жениться, когда будет планироваться день женитьбы. Так я собирался исправить свою оплошность, но командир сказал:
– Что случилось, то случилось, – кто знает, понадобится ли вам разрешение на женитьбу. При том, как тут идут дела, сомнительно, чтобы вы снова увидели свою невесту. В любом случае поздравляю.
Он глотнул из бутылки, и мне пришлось показать фотокарточку Руфи. Ее придирчиво рассмотрели.
– У него хороший вкус, будьте уверены… – я вздохнул с облегчением. Все же меня угнетало, что старая военная лошадь, наш полковой командир, выражает такой пессимистический взгляд. Это было на него непохоже. Я бы, наверное, предпочел получить небольшую взбучку.
Положение дел в обозе было неудовлетворительным. Шпис слишком много думал о себе и своих дружках. Это уже попортило всем много крови. Шпис мне с самого начала не нравился, так что я поговорил с командиром батальона. Он был пожилой резервист с академическим образованием. Мы решили поменять часть личного состава. На замену моего шписа я получил оберфункмайстера из штабной батареи, который не сработался с адъютантом. Парень был ценным приобретением. Новый шпис был честен и храбр, уже был награжден Железным крестом первого класса и мог бы удержать батарею в грядущих трудных временах. Каждые несколько дней он появлялся на наблюдательном посту, а также ходил на Волгу, где стояли две 76,2-мм пушки. Он даже навещал корректировщика на его посту в развалинах. И это не входило в его обязанности. Когда я спросил его, зачем он это делает, он ответил: «Может быть, в этом мало смысла, но хорошо, когда время от времени шписа видят на передовой, потому что они тогда будут знать, что я не так легко праздную труса».