Буденновск: семь дней ада
Шрифт:
Мы сначала сосредоточились за бетонным забором. Когда выбежали из-за него, попали под перекрестный огонь крупнокалиберных пулеметов. По звуку выстрелов было ясно, что это один ДШК, а второй ПКМ. Один бил с чердака «травмы», второй — с крыши главного корпуса. Террористы били по нам трассирующими и бронебойно-зажигательными пулями. И хотя вся территория больницы в деревьях, очереди ложились довольно точно. Как потом выяснилось, огонь корректировался с вышки телевизионного ретранслятора, находившегося рядом с больницей.
В моей тройке было двое необстрелянных бойцов. Я сказал им: «Держитесь, прижимайтесь как можно ближе к земле и, скрываясь
Когда мы залегли за укрытиями и оглянулись, за нами вся трава, как косой, была скошена пулеметными очередями. Как потом выяснилось, только наша группа успела проскочить этот «пятачок». А остальные бойцы отряда были вынуждены пойти в обход больничного городка. Пока мы находились за бетонными блоками, шла огневая дуэль нашего снайпера с басаевскими пулеметчиками. Еще не затихла перестрелка, смотрю: из черного входа здания выбегают трое больных. Женщина и двое мужчин. Вид у них был ужасный: у женщины — все лицо в кровоподтеках, у мужчин тоже видны следы побоев. За ними потянулись остальные больные. Среди них женщины и дети. Почти все они были в нижнем белье и многие на костылях. Сердце сжалось при виде такой картины.
Стремительным броском мы преодолели последний опасный участок и оказались в здании травмкорпуса. У входа на первом этаже скопилось около восьмидесяти больных. Мы начали их эвакуировать. Оставались лежачие. Некоторые из них находились в палатах, окна которых выходили на главный корпус и обстреливались. Мы их сначала всех опустили на пол, а затем перенесли на другую сторону здания, под защиту стен.
Оказалось, что террористы умеют стрелять только под прикрытием женщин и детей. От прямого боя с нами они уклонились, покинули «травму», увидев, что мы ее блокируем. Перебежали в главный корпус. Не донесли даже своих убитых, бросив их во дворе больницы.
И открыли из главного корпуса ураганный огонь из всех видов оружия. Причем в оконных проемах они выставляли женщин, а из-за них вели огонь. К одиннадцати часам стена здания «травмы» превратилась в настоящее решето. Позднее отснятые телеоператорами кадры с этой стеной появились на экранах. И многие заговорили, что это от нашего обстрела, что мы не жалели заложников — ни женщин, ни детей. Но это же откровенное вранье!
Я еще раз хочу сказать, что мы огня не открывали. А снайпер нашей группы работал наверняка. И зная о том, что Басаев пригрозил расстреливать заложников за каждого убитого, он старался работать не по боевикам, а по их оружию. Прямым попаданием снайпер выводил из строя автомат или пулемет.
Видя нашу силу и безвыходность своего положения, бандиты в одиннадцать часов запросили перемирия. К этому времени мы полностью эвакуировали всех больных травматологического корпуса и блокировали больничный городок. В нашем отряде потерь не было. Хотя у одного пуля застряла в бронежилете, а у второго был прострелен заряд гранатомета РПГ-18, находившийся у него за спиной. Только чудом граната не взорвалась.
Потом начались бесконечные переговоры. Вызывает удивление, что диктовали свои условия бандиты, а не наше Правительство. Ведь террористы потому и запросили перемирия, что были блокированы
Капитан милиции Владимир Р., боец специального отряда быстрого реагирования Московской области:
— Должность моя — боец отряда, а по образованию и по профессии я врач-травматолог, поэтому в этой операции я совмещал эти обязанности. На боевом дежурстве у меня все время с собой необходимые медикаменты, но по прибытии в Буденновск я получил еще две большие сумки с перевязочными и обезболивающими средствами. Нам отдали приказ: «Огня не открывать!»
Уже на первой минуте боя появился раненый. Это был боец калужского СОБРа, который действовал рядом с нами. У него было сквозное ранение бедра. Я наложил повязку, сделал укол, и товарищи вынесли его из-под обстрела. Причем в этот момент еще не было специальных медицинских автомобилей, и первых раненых пришлось доставлять на чем придется.
А так как мои товарищи в это время были уже в травматологическом корпусе, мне пришлось их догонять. Когда я добрался туда, они уже контролировали все здание. Из главного корпуса больницы по нам велся ураганный огонь. В этот момент из-под огня вытащили двоих раненых бойцов «Альфы». У одного было легкое ранение ноги, а со вторым пришлось поработать. У него была навылет прострелена щека. Входное отверстие было маленьким, а выходное — рваная рана. Повезло ему, прямо скажем. Он пытался спросить меня: «Что со мной, доктор?»
Я ему ответил: «Тебе повезло, браток, считай, что ты, вообще, заново родился. Заштопают тебя, будешь как новый».
Вскоре по радио сообщили, что к инфекционному отделению, а это соседнее здание, доставили тяжелораненого «альфовца», срочно нужен врач. Туда и обратно пришлось бежать под обстрелом бандитов. Боец был ранен в голову, ранение — проникающее, в середину лба. Смертельное…
Когда я вернулся в «травму», там оставалось девять тяжелобольных. Мы их выносили на одеялах. Я обратил внимание на то, что в отделении не было ни одной медсестры, ни одной санитарки. С больными с первой и до последней минуты был один врач-травматолог. Владимиром его звали. К сожалению, впопыхах не узнал его фамилию. Он помогал эвакуировать больных. Этот врач рассказывал, что когда под нашим натиском боевики уходили, забрали с собой всех своих раненых и убитых.
Мы выполнили свою задачу, практически не стреляя по живым целям. Правда, заплатив за это большую цену — жизнями и здоровьем товарищей.
В историю мирового терроризма вписана еще одна драматическая страница. Пожалуй, самая драматическая и самая кровавая. Но так академически, с позиций Книги рекордов Гиннесса, рассуждать о событиях в Буденновке сегодня смог бы, наверное, только отпетый негодяй. И тем не менее, что крайне прискорбно для России, недостатка в тех, кто готов ловить рыбу не только в мутной, но и в окровавленной политической «воде», оказалось более чем достаточно. Можно в какой-то степени понять безразличие обывателя, выпестованного на «новых ценностях», но политикана, рванувшего к месту разыгравшейся трагедии за избирательскими голосами, нельзя не презирать.