Будешь моей!
Шрифт:
Именно такую жизнь я представляла в своих наивных фантазиях, а на деле вышло, что я влюбилась в наследника гостиничной империи, отдала ему всю себя, а он просто вытер о меня ноги. Вот такая она, реальная сказка о современных Золушках.
Как же всё-таки непредсказуема жизнь…
Тогда я ещё не знала, какой сюрприз она мне приготовила.
Часть 3
***
— Запечённая форель, устрицы, фуагра… В общем, ничего особенного, — листает меню старшая смены Олеся, быстро водя указательным пальцем
— Хорошо, — завязываю туже за спиной длинный коричневый фартук и подхватываю поднос с гуакамоле. — "Сам" там?
— Конечно! И жена его, и дочь, и зять. И ещё чёрт ногу сломит — полный банкетный зал. Всё, иди уже, Кострова. Я потом из-за вашей нерасторопности по шапке получу, — торопит Олеся, подталкивая меня к выходу из кухни.
Владельца нашего ресторана — Фёдора Игнатьевича Зотова я видела всего один раз и то мельком. Обычный мужчина слегка за шестьдесят, которому хватило ума не только сколотить состояние в разрухе девяностых — но и спустя годы многократно приумножить. Сейчас сеть его ресторанов самая дорогая и популярная не только в нашем городе, но и за его пределами. Сам Борис — ресторанный гуру, фамилия и внешность которого никому точно не известна, хвалил кухню Зотова, а более злостного и неподкупного критика ещё поискать.
Не знаю, что они там празднуют — то ли юбилей, то ли ещё что — понятия не имею, да и это мне не особо интересно. Единственное, что я знаю — это то, что облажаться нельзя ни в коем случае. Едва заметная улыбка, добродушное лицо и закрытый когда следует рот — три кита, на которых строится "картера" первоклассного официанта.
У входа в банкетный зал суетится Лена, проверяя, чтобы всё было по высшему разряду.
— Долго. Невыносимо долго, Кострова! Иди, — быстро машет кистью, указывая на дверь.
Перехватываю поднос в другую руку и, виртуозно удерживая баланс, вхожу в зал.
"Голиаф" выдержан в едином чопорном английском стиле: накрахмаленные скатерти, подсвечники, позолота. И банкетный зал не исключение. Только мне настолько приелась окружающая красота, что я уже давно перестала её замечать. Как и лица людей. Я могу мило отвечать на вопросы гостя, улыбаться и порой даже принимать комплименты, но стоит ему покинуть ресторан, я тут же забываю, как он выглядел.
Вот и сейчас, приближаясь к столу и, пробегаясь тем временем быстрым взглядом по лицам гостей, я не могу понять, кто же из них Зотов.
Большинство мужчин в возрасте, как и ухоженные женщины, расположившиеся от них по правую руку. Но есть среди них и несколько молодых. Например, девушка с шикарными белокурыми локонами, сидящая спиной ко входу. Судя по тонкому запястью и миниатюрным пальчикам сжимающим ножку фужера — моя ровесница, может, чуть старше. И мужчина рядом с ней: стильно остриженный затылок и бугрящиеся под рукавами пиджака хорошо развитые бицепсы — он тоже не старше тридцати пяти.
"Дочь и зять Зотова", — мелькает мысль, но она настолько незначительная, что
Тенью проскальзываю мимо о чём-то беседующих гостей, расставляя на столе тарелки с закусками.
— Великолепный коньяк, Федя, — причмокивая, одобрительно кивает седовласый мужчина с двойным подбородком. — Очень похоже на "Генри". Где закупаете?
— Ну уж точно не в твоём ликёро-водочном, — крякает кто-то напротив, и я быстро стреляю скользящим взглядом на говорившего. Ага, он и есть, великий и ужасный Зотов. — Это "Хайн", из Франции. Коньяком из твоей шарашкиной конторы только работяг из сталелитейного опохмелять.
Седовласый взрывается булькающим хохотом, как и половина присутствующих.
Едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.
У богатых только и разговоры, что об акциях, курсе доллара и марках элитных автомобилей. Целый год я работаю здесь и каждый раз слышу одно и то же.
— Прошлой зимой в Куршавеле я пила игристый коньяк, — подаёт голос блондинка. — У вас есть такой в бутике, дядя Боря?
— Да, привезли пару марок на пробу. Но у нас он не пользуется популярностью. Менталитет русского человека слишком заскорузлый, чтобы тянуться к новому и прекрасному.
— Почему же, а я бы попробовала ещё. А вообще, ты прав — наша "рашка" уже в печёнках сидит, вместе с её пролетариатом. Мы с котиком всерьёз подумываем в следующем году перебраться в Европу.
Поднимаю взгляд на девушку и первое, что замечаю — она невероятно красива. Черты лица настолько идеальны, что природа просто не могла одарить одного человека такой роскошью. Чудесные пухлые губы, точёный нос, высокие скулы и великолепные брови. Но вот глаза… глаза совсем ей не "подходят". Они недобрые. А скорее, даже откровенно злые. Презрительные.
Весь её вид кричит о том, что она лучшая. Первая. Непревзойденная. Да и кто бы стал спорить — она действительно прекрасна.
— Вот, уговариваю мужа на Испанию. Сейчас там много наших, — продолжает блондинка, накалывая на вилку рулетик "Тинатин".
— Тебе же надоели "наши", — добродушно посмеивается Зотов.
— Нормальные наши, папа, а не всякий сброд, — кривится.
И чёрт знает почему, но я сразу же принимаю сказанное на свой счёт. Да, я знаю, что мне давно стоит как следует поработать над самооценкой, но рядом с такой породистой красоткой непроизвольно начинаешь чувствовать себя на скамейке запасных. А уж если на тебе рабочий фартук…
Впрочем, какое ей до меня дело. Как и мне до неё.
Обхожу стол с другой стороны и тянусь, чтобы поставить на центр ароматные брускетты, как вдруг выхватываю из калейдоскопа незнакомых лиц знакомый до боли взгляд.
Только один человек может смотреть так.
Не важно, сколько пошло дней, недель, месяцев, лет — это взгляд я не забуду никогда. Как и цвет его глаз. Потому что каждый день смотрю в точно такие же глаза своего сына.
Я поняла, что это он, ещё до того, как решилась на него взглянуть.