Будет все, как ты захочешь!
Шрифт:
– К Вере Николаевне нельзя, она занята, – сказала девушка, но я не обратила на нее внимания.
– Мне можно. – Я подошла к двери и дернула за ручку. Она оказалась запертой.
– Я же говорила!
– Девушка, вы идите, работайте, я сама разберусь, – сказала я и постучала в дверь. За ней была тишина. – Вера Николаевна! – сказала я громко. – Это я, Татьяна, мы с вами договаривались о встрече.
Тишина была мне ответом.
– Вера Николаевна! – сказала я еще громче. – Я знаю, что вы там и что вы прячете в своих коробках. Хотите перечислю?
В
– Что вы кричите?! – гневно зашипела на меня Вера Николаевна и заперла дверь на ключ.
– А что, кто-то спит? – спросила я удивленно, оглядываясь по сторонам.
– Что вам нужно? Вы опять со своими дурацкими вопросами?
– Нет, Вера Николаевна, ну что вы. Наоборот, я пришла сказать, что знаю ответы на все вопросы. Я нашла настоящего убийцу горничной. Хотите скажу, кто это? Ой, что это я? Вы же сами знаете. Ведь знаете, Вера Николаевна?
– Что вы такое несете? Откуда я знаю?
– Ну как откуда? Вы видели в тот день убийцу, правда? Когда вернулись с прогулки, вы шли по коридору и увидели, как администратор заходит в шестой номер. Было такое? Что вы молчите? Было, Вера Николаевна, было… Вы видели Юлю Куштапову, но, когда вас опрашивали, как и всех в тот день, вы не сказали милиции ничего. Почему? Испугались? Кого? Чьи глаза вам снились по ночам? Администратора или убитой горничной?
– Да замолчите вы! – Вера Николаевна тяжело опустилась на стул, стоявший около стола, схватилась рукой за лоб. Теперь она была бледной, как луна.
– Это про Юлю вы сказали: «Черт бы побрал эту идиотку!»? Разозлились на нее, поняли, что из-за убийства вам теперь закрыта дорога в гостиницу?
– Как вы догадливы! Я чувствовала, что вы докопаетесь… Вы вцепились в меня, как клещ…
– Ради чего вы ездили в гостиницу, я знаю, – продолжала я, – и чисто по-женски вас понимаю…
– Да не понимаете! Как вы можете меня понять, деточка! Сколько вам лет? Не больше тридцати, я правильно говорю? А я разменяла шестой десяток! И все у меня есть: деньги, квартира, машина, домработница и даже дача – покупаю на днях. А любимого человека нет… Я так одинока! – Вера Николаевна поднесла к глазам платочек.
– Но это не оправдывает вас, вашу трусость. Из-за того, что вы не захотели или побоялись сказать тогда следователю, кого видели у дверей шестого номера, пострадал еще один человек. Другая горничная, накачанная клофелином, попала под машину и находится в больнице в тяжелом состоянии. Она догадалась, кто убил ее подругу, и пострадала из-за этого. И это – на вашей совести!
– Я не виновата! Я же говорила: я не убивала…
– Да, лично вы не убивали, но ваше молчание чуть не стоило жизни Соне Гладышевой.
– Ну, я же говорила, я ему говорила: надо пойти в милицию и все рассказать…
– Ага, «чтобы дальше
Мадам Верстакова перестала плакать. Она снова сделалась красной, как вареный рак. Подняла на меня испуганные глаза:
– Тише, тише, что вы! Какие наркотики?
В это время из двери ее кабинета выскочил молодой человек в черно-серой куртке. Он направил на меня пистолет и сказал:
– Что, допрыгалась, овца?! Тебе конец…
– Сцена вторая. Те же и Борис Сивачук. – Я сказала это спокойно – и не потому, что не боялась направленного на меня оружия, а потому что знала: вряд ли он станет стрелять в меня в магазине, где за дверью полно народа, да еще и при свидетеле.
– Борис, Борис, прошу, не надо! Убери это… – запричитала Вера Николаевна.
– Заткнись, тетя! Ты всегда была трусихой. – Племянничек продолжал держать меня под прицелом. – Ее нельзя выпускать отсюда: она слишком много знает.
– Это точно, – сказала я, – насчет того, что много знаю. Даже больше, чем вы думаете.
– Сядь, – приказал мне Борис и указал на стул, – и заткнись. Сейчас я решу, что с тобой делать. Допрыгалась ты, коза. Отсюда тебе не выйти.
– Боря, умоляю, это же мокрое дело! Боря, давай отпустим ее…
– Заткнись, тетя! Куда ты ее отпустишь? В ментуру? Она ведь сразу туда побежит…
– Нет, Борис, вы ошибаетесь. Я сначала сбегала в ментуру, а уж потом прибежала сюда. Вернее, допрыгала.
– Заткнись, я тебе сказал!..
– Боря, это вы тете своей велели заткнуться…
– Борис, убери пистолет! Мокрое дело… нас посадят…
– Вас и так посадят, – заверила я.
– Я знала, знала, что этим кончится… – плакала Вера Николаевна, заламывая руки.
– Заткнись, я сказал…
– Борис, какой вы нудный: пятый раз одно и то же!
– Боря, я же тебе говорила: надо идти в милицию и все рассказать, они бы арестовали эту администраторшу и дальше не копали…
– Вот, Борис, надо было тетю слушать, она правильно говорила.
– Тетя, я и тебя пристрелю вместе с ней, если не заткнешься! Старая корова!
– Борис, а вы хам! У вас все женщины овцы, козы, коровы… Ну вы и козел! – сказала я.
– Я же говорила, я знала, что все плохо кончится…
– Я вас обеих пристрелю…
– Не пристрелите. У вас курок не взведен.
– Что? – Борис посмотрел на свой пистолет, а я, пользуясь тем, что его внимание отвлечено, подскочила к нему и выбила ногой оружие у него из рук. Пистолет, описав в воздухе дугу, упал в угол комнаты. Я приемом скрутила Бориса, хотя он пытался оказывать сопротивление и я даже получила все-таки один удар кулаком в челюсть. Во время нашей непродолжительной борьбы Вера Николаевна бегала вокруг нас и причитала. Но когда увидела своего родственничка с заломленными назад руками, рухнула на стул, закрыла лицо ладонями и беззвучно зарыдала. В это время мы услышали, как продавщицы стучат в дверь: