Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю
Шрифт:
Услышав сзади приближающийся шум мотора, Ульяна, не оборачиваясь, подняла левую руку, по правде говоря, не ожидая никакого результата, но вместо обычного шелеста пролетающих мимо шин вдруг услышала резкий визг тормозов.
— Добрый вечер, дарагая. — Мужчина средних лет с характерным южным акцентом и колоритной внешностью лесного разбойника высунулся из окна раздолбанной вишневой «четверки». — Куда поедем?
— М-м-м, — промычала Ульяна, лихорадочно подбирая в уме слова для вежливого отказа — злить сына гор сейчас было не в ее интересах. — Спасибо, — наконец вяло промямлила
— Э! — Кавказец раздраженно взмахнул огромной ручищей. — Не выдумывай, садись давай! Виданное ли дело приличной женщине по темным улицам шарахаться, еще ограбит кто. Да не бойся ты, — видимо, заметив Улин затравленный взгляд, добавил он. — Гиви не маньяк и не разбойник, просто деньги очень нужны, вот и таксую ночами.
«А, была не была! — решила Уля, залезая на заднее сиденье обшарпанного, пропахшего бензином салона. — В конце концов, выбора у меня все равно нет, авось пронесет». — Коломенский переулок, дом четыре, — громко и четко произнесла она, глядя в зеркало заднего вида, в котором отражалась довольная физиономия лесного разбойника. — Городская клиническая больница, знаете?
— Найдем! — И как истинный джигит, Гиви рванул с места, выжав на старте максимальные шестьдесят километров в час.
Ульяна тут же полезла за мобильным, надеясь перехватить Абрашу между операциями. Однако в кармане телефона не оказалось, не было его и в сумочке, содержимое которой Уля в сердцах вытряхнула прямо на пыльное, закапанное чем-то липким сиденье «четверки».
— Растяпа, курица безмозглая! Лучше бы ты голову свою дома забыла, — зло проворчала она себе под нос. — И что это за день такой, сплошное невезение!
Но вдруг в голову ей пришла гениальная идея:
— Товарищ водитель, простите за беспокойство, вы не могли бы дать мне свой сотовый? — Ульяна не сводила глаз с зеркала, в котором отразилось удивленное лицо Гиви. — Видите ли, я врач, — принялась торопливо объяснять она, — в данный момент решается судьба молодой девушки, от этого звонка зависит ее будущее, умоляю, всего на два слова, если надо, я заплачу!
— Э! Прекрати! Какие деньги, что, Гиви зверь, что ли?! — Остановившись на светофоре, водитель полез в нагрудный карман куртки и извлек на свет старенький, потертый мобильный. — Звони сколько хочешь, доктору не жалко! Вот только зарядки мало, — извиняющимся тоном добавил он, — дочка, понимаешь, повадилась в игрушки играть.
— Ничего, надеюсь, мне хватит. — Схватив мобильный, Уля не впервые возблагодарила Бога за свою феноменальную память — стоило ей пару раз набрать номер, как он отпечатывался в ее мозгу навечно, поэтому она, помимо своей воли, помнила телефоны всех школьных и институтских подруг, бывших ухажеров и коллег по отделению.
Номер Либермана отозвался долгими, протяжными гудками. Уля не сдавалась до последнего, но когда металлический голос сообщил для непонятливых, что абонент не отвечает, набрала пост.
— Алло, Надя, это Караваева, где Абрам Семенович?
— Вот жалость-то какая, Ульяна Михайловна, чуть-чуть вы опоздали, — защебетала Ласточкина, — минут пять назад в отделении был, а сейчас ушел.
— Куда
— Мыться, наверное, Астахову-то уже увезли. Вы позвоните ему на мобильный, может, еще поймаете по дороге.
Мгновенно дав отбой, Ульяна нажала на повтор номера Либермана. «Абрашенька, миленький, ответь, — шептала она в трубку как заклинание, — ну что тебе стоит…»
И словно вняв ее горячим мольбам, в трубке что-то щелкнуло и оттуда послышалось хрипловатое Абрашино «Алло».
— Абрам Семенович! Это Уля, Ульяна Михайловна, у вас там на столе моя пациентка… — но договорить Ульяна не успела, словно извиняясь, телефон жалобно пискнул и отключился, зарядка была исчерпана полностью…
Гнев, разочарование и невероятная жалость к себе и к бедной Ксюше Астаховой навалились на Ульяну одновременно.
— Все бессмысленно, — глядя в окно, бормотала она, — все усилия напрасны, я не успела, не смогла…
— Кто сказал, что не успела! — прорычал Гиви, внимательно наблюдавший за всем происходящим в зеркало заднего вида. — Почему так быстро сдаешься?! Ты доктор или кто? Впереди у нас еще один светофор, — он ткнул пальцем куда-то в темную даль лобового стекла, — потом поворот, и мы на Каширке, а там поднажмем и пулей долетим до больницы. Не волнуйся, спасешь свою девочку, это тебе Гиви говорит!
Однако пулей долететь им, к сожалению, не удалось. Видимо, кто-то наверху решил, что Ульяна еще не исчерпала до дна свою чашу невезения. На светофоре красный свет никак не хотел меняться на зеленый, а скучающий на посту гаишник вдруг проявил бдительность и тормознул не в меру разогнавшегося водителя «четверки». Тем временем драгоценные минутки бежали, капали, сочились, как морской песок сквозь пальцы. Когда же до заветной цели оставалось не больше двухсот метров, автомобиль неожиданно вздрогнул и встал как вкопанный.
— Что случилось? — Ульяна нервно заерзала на заднем сиденье. — Почему мы стоим и откуда в ночное время здесь столько машин?
— Все, приехали! — Гиви со злостью ударил кулаком по рулю, «четверка» тут же отозвалась обиженным воем. — Впереди авария, менты дорогу перекрыли.
— Так давайте развернемся, я знаю, как проехать в объезд.
— Не могу, дарагая, не обижайся! — Было видно, что Гиви искренне расстроен. — Тут двойная сплошная, глазом моргнуть не успею, как окажусь без прав!
— Что же делать? — растерянно прошептала Уля. — Мы же совсем рядом…
— Что делать, что делать! Пешком бежать! — Гиви решительно распахнул заднюю дверь и практически вытолкнул свою беспокойную пассажирку из машины.
И Ульяна побежала, забыв о детском страхе темноты и присущем ей, впрочем, как и многим женщинам, топографическом кретинизме. Она неслась через темные дворы и безлюдные подворотни, через заброшенную стройку и пустынную в этот час площадку для выгула собак, она выбирала самую короткую дорогу, невзирая на грязь, ямы и буераки, спотыкаясь на кочках и отважно шлепая по невысохшим от вчерашнего дождя лужам. Уля напрочь забыла об ушибленной ноге и дорогих, купленных на квартальную премию модельных туфлях, в голове билась одна-единственная мысль: «Только бы не опоздать, только бы не опоздать…»