Будни и праздники императорского двора
Шрифт:
Николай Павлович согласился сразу же, несмотря на донесения А. Ф. Орлова о слухах, связанных с происхождением невесты. «Неужели он (Александр Николаевич. – А. В.) в самом деле станет ее женихом, – задавала вопрос в своих воспоминаниях Ольга Николаевна, – и не было ли это похоже на то, что выбор Наследника русского престола пал на Сандрильону? (Золушку. – А. В.)» [538] .
Формально она считалась младшей дочерью Людвига IV, но биограф Александра II Л. Ляшенко пишет: «Задолго до рождения Марии ее родители фактически разошлись, жили порознь и имели любовные связи на стороне. Поэтому настоящим отцом принцессы молва называла не герцога Людвига, а его шталмейстера, красавца барона де Граней. Эти слухи, дошедшие до Петербурга, чрезвычайно взволновали императрицу Александру Федоровну, которая яростно воспротивилась браку своего первенца с "незаконнорожденной" дармштадтской. Император Николай I, слава Богу, оказался гораздо хладнокровнее и мудрее супруги… Прочитав отчеты Жуковского и Кавелина о событиях в Дармштадте и ознакомившись с циркулировавшими по Германии слухами, император решил проблему кардинальным образом. Он раз и навсегда запретил своим подданным… а заодно и германским дворам обсуждать вопрос о происхождении Марии» [539] . По преданию, Николай Павлович, усмехнувшись, сказал А. Ф. Орлову, сообщившему ему весть о сомнительности происхождения Марии: «А мы-то с тобой кто? Пусть кто-нибудь в Европе попробует сказать, что у наследника русского престола невеста незаконнорожденная».
Поборнику династической и семейной легитимности Николаю
Торжественная встреча невесты, во время которой караулом кирасир командовал наследник престола, сначала была в Гатчине. Затем императрица с дочерьми и принцессой Марией отбыли в Царское Село, куда въехали, по воспоминаниям Ольги Николаевны, под проливным дождем (народная примета, сулящая богатую жизнь). Их встречали Николай I, великий князь Михаил Павлович с гвардейским корпусом и великий князь Константин Николаевич. Карета с гессен-дармштадской принцессой через Баболовские ворота въехала в Царскосельский сад, затем – через Китайский мост – во двор Большого дворца. Здесь принцессу встречали великие князья Николай и Михаил Николаевичи, а также министр Императорского двора князь П. М. Волконский. Несколько дней она провела в Новом (Александровском) дворце.
В воскресенье был назначен торжественный въезд в столицу. После пересечения процессией границы города раздались артиллерийские салюты. Великая княжна Ольга Николаевна писала: «8 сентября был въезд в Петербург в сияющий солнечный день.
Мама, Мари, Адини и я ехали в золотой карете с восемью зеркальными стеклами, все в русских платьях, мы, сестры, в розовом с серебром» [541] . На Марии было светло-синее (голубое) платье с серебряным кружевом. У императрицы Александры Федоровны – золотое с каштановым кружевом. Император Николай I ехал верхом рядом с каретой, а Александр возглавлял гусарский конвой, за которым следовала блестящая свита.
А. В. Тиранов. Вид Большой церкви Зимнего дворца. 1829 г.
От Чесменской богадельни до Зимнего дворца стояли войска. Кадеты были построены у Александровской колонны. Как отмечают источники, постарались купцы из Гостиного двора. Они покрыли фасад аркады красной материей и разложили на улицах ковры. На Владимирской народ бросал цветы [542] . Торжественный въезд в Петербург принцессы Марии, по замечанию Ричарда Уортмана, «ввел ее в семейный сценарий» [543] .
После посещения Казанского собора, где принцессу благословил иконой Казанской Божией матери митрополит Серафим Новгородский, процессия направилось в Зимний дворец. После молебна в Большой церкви принцессу отвели в ее покои, которые ранее занимала великая княжна Мария Николаевна.
«Для Мари, – писала Ольга Николаевна, – были устроены апартаменты в Зимнем дворце подле моих, красивые, уютные, хотя и расположенные на север» [544] . Николай Павлович лично контролировал художественное оформление интерьеров наследника и его супруги. Известна акварель с проектом драпировки в спальне наследника Александра Николаевича с автографом императора: «Драпировка должна быть донизу без панелей» [545] . Покои наследника и Марии Александровны находились на втором этаже Зимнего дворца. Фрейлина А. Ф. Тютчева писала: «Наследник занимал во дворце помещение, непосредственно примыкавшее к покоям императрицы, с которыми оно соединялось галереей. Окна императрицы выходили на Неву, окна наследника на Адмиралтейскую площадь; покои императора Николая находились этажом выше… Члены императорской семьи жили, таким образом, в большой близости, что создавало интимную семейную жизнь, по крайней мере, насколько дело казалось привычек ежедневной жизни» [546] .
В комнатах, отведенных принцессе, Марии был представлен ее штат. Камер-фрау принцессы была назначена К. И. Рааль (бывшая начальница института глухонемых), камер-юнгферой – А. М. Лермонтова, камер-медхен – М. Г. Парамонова и С. И. Утемарк (в замужестве Яковлева) [547] . Позднее в Придворном календаре на 1853 год камер-юнгферами Марии Александровны значатся София Ивановна Утемарк и Каролина Егоровна Шнейдер, а в звании камер-медхен – Луиза Карловна Беггер.
Присутствовавшая на церемонии представления принцессы Мари камер-медхен (позднее – камер-юнгфера) С. И. Утемарк писала: «После приема принцесса вернулась в свои покои, где мне пришлось снимать с ее головы и шеи драгоценнейшие бриллиантовые уборы, какие я видела первый раз в жизни. На принцессе был голубого цвета шлейф, весь вышитый серебром, и белый шелковый сарафан, перед которого тоже был вышит серебром, а вместо пуговиц нашиты были бриллианты с рубинами; повязка темномалинового бархата, обшитая бриллиантами; с головы спадала вышитая серебром вуаль» [548] .
Можно представить, какое потрясение должна была испытать немецкая «золушка», оказавшаяся невестой наследника российского престола. Пройдет много лет, но она не забудет этих волнений. Фрейлина А. Ф. Тютчева вспоминала: «Она мне рассказывала, что скромная и в высшей степени сдержанная, она вначале испытывала только ужас перед той блестящей судьбой, которая столь неожиданно открывалась перед ней. Выросшая в уединении и даже в некотором небрежении в маленьком замке Югендгейм, где ей даже редко приходилось видеть отца, она была более испугана, чем ослеплена, когда внезапно была перенесена ко двору, самому пышному, самому блестящему и самому светскому из всех европейских дворов, и в семью, все члены которой старались наперерыв друг перед другом оказать самый горячий прием молодой иностранке… Она мне говорила, что много раз после долгих усилий преодолеть застенчивость и смущение она ночью в уединении своей спальни предавалась слезам и долго сдерживаемым рыданьям. Затем, чтобы устранить следы своих слез, она открывала форточку и выставляла свои покрасневшие глаза на холодный воздух зимней ночи. Вследствие такой неосторожности у нее на лице появилась сыпь, от которой чуть не навсегда пострадала изумительная белизна ее лица. Эта болезнь, затянувшаяся довольно долго, заставила ее безвыходно просидеть в своей комнате в течение нескольких недель и дала ей возможность постепенно освоиться с членами своей новой семьи и особенно привязаться к своему царственному жениху…» [549]
Об этой болезни Марии Александровны вспоминала и великая княжна Ольга Николаевна, отметив, что в конце декабря 1840 г. «Мари заболела рожистым воспалением лица» [550] .
Осень принцесса провела в основном в Царском Селе, выезжая изредка в Павловск или в Санкт-Петербург. Тем временем с середины сентября начали готовить принцессе Марии приданое от русского двора, поскольку немецкое приданое было подготовлено в Дармштадте в спешке даже не отцом невесты, а дядей – гессенским принцем Карлом. Как отмечает исследовательница Е. И. Жерихина, 23 сентября секретарь императрицы Александры Федоровны, управляющий ее канцелярией, действительный статский советник И. П. Шамбо доложил министру двора князю П. М. Волконскому, что она распорядилась делать закупки для приданого, и просил выдать средства. Николай I подписал чек на выдачу 100 ООО руб. из Казначейства.
Некоторые вещи покупала и заказывала сама Александра Федоровна. Далее Е. И. Жерихина пишет: «В приданом были заказаны и куплены не только русские парадные платья,
По обычаю все приданое и гардероб невесты были выставлены накануне свадьбы 15 апреля. Но сэкономить действительно удалось. Когда после смерти Шамбо в 1848 г. провели ревизию, то оказалось, что из суммы 100 ООО руб. реально израсходовано 75 028 руб.; в остатке было 24 972 руб., которые Николай I распорядился передать в Казначейство [553] .
Тем временем, как отмечала великая княжна Ольга Николаевна, «Мари завоевала сердца всех тех русских, которые могли познакомиться с ней. В ней соединялось врожденное достоинство с необыкновенной естественностью… Саша с каждым днем привязывался к ней все больше… Их взаимное доверие росло по мере того, как они узнавали друг друга. Папа всегда начинал свои письма к ней словами: "Благословенно Твое Имя, Мария"» [554] .
5 декабря состоялась церемония миропомазания, принцесса приняла православие. На следующий день, 6 декабря, в день св. Николая (Никола Зимний), на тезоименитство императора, и накануне Рождественского поста, состоялось обручение. Перед свадьбой Александр Николаевич получил повышение по службе – был назначен генерал-лейтенантом свиты. Если церемония совершеннолетия сделала его помощником отца, то женитьба – соратником.
Свадьба 16 апреля 1841 г., в канун 23-летия Александра Николаевича (17/29 апреля), была зрелищем, которое должно было поразить Европу. Было много гостей. Среди них – принц Вильгельм Прусский, наследный принц Гессенский, наследные принц Веймарский, принцы Эмиль и Александр Гессенские, принц Петр Ольденбургский. При одевании невесты присутствовали статс-дамы и фрейлины. Белый сарафан ее был богато вышит серебром и разукрашен бриллиантами. Через плечо лежала красная лента; пунцовая бархатная мантия, подбитая белым атласом и обшитая горностаем, была наброшена на плечи [555] .Сам регламент бракосочетания был разработан Министерством императорского двора и утвержден императором. Камер-фурьерский журнал сообщает: «На бракосочетание 16 апреля собираться членам Государственного совета в Александровском зале, всем имеющим вход за кавалергардов – в Концертном зале, чужестранным послам и министрам в Петровской зале, генералам лейб-гвардии в Помпейской галерее, прочих полков штаб-офицерам в Белой зале, к окнам напротив городских дам, которые собирались в той же зале, Российскому и Иностранному купечеству – в Фельдмаршальской зале» [556] .
Великая княжна Ольга Николаевна вспоминала: «Утром была обедня, в час дня – официальный обряд одевания невесты к венцу в присутствии всей семьи, вновь назначенных придворных дам и трех фрейлин. Мари была причесана так, что два длинных локона спадали с обеих сторон лица. На голову ей надели малую корону-диадему из бриллиантов и жемчужных подвесок – под ней прикреплена вуаль из кружев, которая свисала ниже плеч. Каждая из нас, сестер, должна была подать булавку, чтобы прикрепить ее, затем на нее была наброшена и скреплена на плече золотой булавкой пурпурная, отороченная горностаем мантия, такая тяжелая, что ее должны были держать пять камергеров. Под конец Мама еще прикрепила под вуалью маленький букетик из мирта и флердоранжа» [557] .
После церемонии в Большой дворцовой церкви Николай вышел с новобрачными, или, как их называли, «высоконовобрачными», на балкон дворца, выходящий на Адмиралтейство. Их приветствовала толпа народа, который, таким образом, приобщался к императорскому торжеству. Николай Павлович и Александр были в казацких мундирах. Затем состоялся обеденный стол. В камер-фурьерском журнале сообщалось: «По совершению бракосочетания остаться при обеденном столе особам первых трех классов, а к вечеру к 6 часам съезжаться знатным обоего пола особам, чужестранным послам и министрам и всем ко двору приезд имеющим на бал, который будет в Георгиевском зале» [558] .0 торжественном банкете вспоминала и великая княжна Ольга Николаевна: «В три часа был торжественный банкет для первых трех придворных классов, примерно четыреста человек разместились в Николаевском зале Зимнего дворца за тремя громадными столами. Посреди Царская Семья и духовенство, которое открыло банкет молитвой и благословением. За столом по правую руку сидели дамы, по левую – кавалеры. Пили здоровье Молодых, Их Величеств, Родителей Цесаревны, а также всех верноподданных, и каждый тост сопровождался пушечными залпами. Высшие чины двора подносили Их Величествам шампанское, нам, прочим членам Царской Семьи, прислуживали наши камергеры. На хорах играл военный оркестр, и лучшие певицы оперы, Хейнефеттер и Ла Паста, пели так, что дрожали стены.
В восемь был полонез в Георгиевском зале: Папа танцевал впереди всех с Мари; в десять часов мы возвратились в свои покои, здесь только семья ужинала вместе с молодыми. Адини и я не принимали в этом участия, а ужинали вместе с нашими воспитательницами у меня и смотрели на Неву, на освещенную набережную, разукрашенные флагами суда, праздничную толпу, а за ней шпиль Петропавловской крепости, поднимающийся к небу, еще позолоченный заходящим солнцем» [559] .
Николай I отметил бракосочетание Александра Николаевича изменением статьи Свода законов. Изменился титул супруги наследника престола; она именовалась теперь и великой княгиней, и цесаревной. Последующие события были подробно описаны по архивным документам Е. И. Жерихиной: «За свадьбой последовали праздники, для которых и были приготовлены в приданом парадные платья: 17 апреля высочайший выход к обедне в Малой церкви дворца, 18 апреля поздравление "высоконовобрачных", 19-го вечерний гала-спектакль в Большом театре; 20-го обед в Георгиевском зале для "генералитета, гвардии, армии и флота, штаб– и обер-офицеров, каждого чина по одному из старших, и для всей роты дворцовых гренадер". 21 апреля новобрачные шли в "Высочайшем выходе" к обедне. На 23-е был назначен придворный бал в Белом зале и ужин в Большом аванзале.
25 апреля "высоконовобрачные" пригласили гостей на бал "на половине их императорских высочеств с ужином в Александровском зале". 29 апреля отпраздновали день рождения наследника цесаревича, а на следующий день был многолюдный, на 30 тысяч человек, маскарад "с мужиками" в Зимнем дворце, после которого семья отправилась отдохнуть в полюбившееся цесаревне Царское Село» [560] .
Двухнедельные торжества с многочисленными балами закончились большим майским парадом, в котором великий князь командовал пехотной дивизией. Начиналась новая жизнь. Историк Е. И. Жерихина пишет: «Юная немецкая принцесса, приехавшая в незнакомую страну, попала в лоно любящей и, главное, заботливой семьи, которой на родине она лишилась со смертью матери. Еще невестой цесаревича она естественным образом заняла место, которое еще недавно занимала старшая великая княжна Мария Николаевна… Мария Александровна оценила любовь, проявленную к ней на новой родине. Вся ее жизнь в России, все силы были отданы воспитанию детей, заботе о развитии женского и профессионального образования и благотворительности» [561] . Внешний вид цесаревны в год замужества запечатлен на гравюре Риаля (1841) [562] . Миловидная женщина с прекрасными волосами до плеч, с несколькими нитками жемчуга на шее и запястье, смотрит серьезно, но немного настороженно. Поднесенная к подбородку левая рука передает ее раздумья о будущем.