Будни и праздники
Шрифт:
Хамидов был здоровенный детина, громкоголосый и бесцеремонный. Сделав удачный ход, он принимался хохотать и стучать ногами в пол.
Играли допоздна и разошлись за полночь. Кайтанов был прав. О работе никто не проронил ни слова. А Некрицкий вообще за весь день произнес не больше десяти фраз, если не считать его заявок на игру втемную.
XXI
Утро началось как обычно. Бригада грузила такелаж и метизы, готовилась к выезду. Случайно бросив взгляд
Невероятно. Правда, поселок рядом. Но Дмитрий хорошо знал: местные жители не возьмут без спроса даже ржавого гвоздя. Он жестом подозвал к себе Палтусова, не ездившего на отгулы.
— Толик, здесь был кто-нибудь?
Тот слегка смутился, потом тихо ответил:
— Да.
— Кто?
— Самусенко.
Вот так новость, удивился Дмитрий. За целую неделю никто из прорабов так и не соизволил появиться па трассе. А в выходные дни пожаловал Самусенко. Причем по собственной инициативе, иначе Кайтанов сказал бы об этом.
— Зачем приезжал?
— Не знаю… — Палтусов говорил ровно, но в его голосе проскальзывали виноватые нотки, будто он оправдывался.
— Что — просто приехал, посидел на скамеечке и укатил назад?
— Нет, они водку пили.
— Кто они? — слова приходилось вытаскивать из Палтусова чуть ли не клещами.
— Ну, Самусенко и рыбхозовский заправщик.
Рыбхозовского заправщика Дмитрий немного знал. Видел его однажды, когда вместе с Жорой ездил на местную автобазу за прокладкой. Это был розовый толстяк, в летах, с самодовольным лицом. Дмитрию он сразу не понравился именно своим самодовольством, а когда позднее Жора сказал, что толстяк заправляет чужие машины, но берет за это талонами чуть ли не втрое, твердо уверовал в истинность первого впечатления.
Да, но что общего у толстяка с Самусенко, тем самым Самусенко, который не сумел толком даже побеседовать с директором Рыбхоза?
— Тебя тоже угощали?
— Налили потом стаканчик, — пожал плечами Палтусов.
— Когда — потом?
— Ну, когда я уголки погрузил. — Это было сказано таким же спокойно-виноватым тоном.
Дмитрий чуть не подпрыгнул на месте.
— Ты?! Грузил уголки?!
— А что? Мне Самусенко сказал. Начальник все-таки «Закинь, — говорит, — штук двести в кузов». Я и закинул. Толстяк говорит «молодец» и налил стакан водки. Ну, я выпил, взял ружье и пошел на охоту. Зайца подстрелил…
— А на бригаду тебе наплевать, да?! За стакан водки отдал пол-опоры! — Дмитрием овладело бешенство. К Палтусову он относился с симпатией, но сейчас от этого чувства не осталось и следа.
— Я — что? Самусенко сказал. Начальник все-таки…
Бригада, уже давно прислушивавшаяся к разговору постепенно сгрудилась рядом.
— Жора! — крикнул Дмитрий. — Заводи
XXII
Рыбхозовский заправщик судя по всему жил зажиточно. Его дом, обнесенный высоким забором с металлическими воротами, стоял на главной улице поселка неподалеку от магазина.
Дмитрий спрыгнул с подножки, решительным шагом подошел к калитке и требовательно постучал.
С той стороны залаяла собака, калитку долго не открывали, хотя со двора доносились голоса. За спиной шумно сопел Малявка.
«Может, стоило взять с собой всю бригаду? — подумал Дмитрий. — Ладно, сами справимся».
Он толкнул калитку и первое, что увидел на широком дворе, — уголки, сложенные вдоль грядок.
Из дому уже выходил хозяин — розовый толстяк. На Дмитрия он смотрел с удивлением, ожиданием, вопрошающе — как угодно, но только не с испугом.
Это еще больше раззадорило и возмутило прораба. Ведь своровал! Почему же не боится?
Дмитрий прошел к уголкам и крикнул оттуда:
— Федор Лукьяныч, открывай ворота! Жора, заезжай!
Толстяк, наконец, пришел в себя и, отдуваясь, как после обильного завтрака, бросился им наперерез.
— Эй, чего командуешь! Уходи отсюда! Это мой дом! Мои уголки! Я купил! Деньги платил, теплицу буду строить.
Малявка сжал кулаки, в калитку входил Жора с монтировкой в правой руке.
— Если мы и уйдем, — с трудом сдерживаясь, ответил Дмитрий, — то только для того, чтобы вернуться с милицией. Заодно узнаем, какое наказание полагается за покупку ворованных со строящегося объекта материалов. А еще — попросим приехать сюда директора Рыбзавода.
Тут он понял, что попал в точку. Толстяк сник, плечи его опустились. Он вяло махнул рукой, бормоча что-то про себя.
Машину загонять не стали, перенесли уголки вручную.
«Ну Самуся, ну торгаш предприимчивый! — думал Дмитрий на обратном пути. — Молчать не буду, выведу на чистую воду. На что он рассчитывал? Что я не замечу? Идиот!».
Бригада ждала возле вагончиков.
— Не мешало бы дать кое-кому по шее, — ворчал Вася, разгружая уголки.
— Акт составить надо, ага, — советовал Виктор. — Все подпишут. Потом передадим куда следует. Так оставлять нельзя, ага. А то повадятся, отбою не будет.
— Я в прошлый раз попросил серебрянки — ворота дома покрасить. Самусенко мне целую лекцию прочитал, как надо беречь народное добро, — пожаловался Сашка. — А самому, значит, можно?
— Нельзя! — резко оборвал Дмитрий. — Мог бы и сам сообразить.
Больше всех при разгрузке старался Палтусов. Он брал за раз по дюжине уголков и, страшно напряженный, нес их на место, бросая на Дмитрия молниеносные виноватые взгляды. Но Дмитрию даже разговаривать с ним было сейчас противно. Когда Палтусов словно ненароком оказался рядом, Дмитрий демонстративно отвернулся.