Будни отважных
Шрифт:
Столы ломились от всякой снеди. Почти впритык одна к другой стояли длинногорлые четверти с сизоватым самогоном. Павел обежал глазами стол, заодно подсчитывая, сколько человек собралось в этой комнате. Ого-го: под три десятка наберется!.. Все ли из них воры, или для отвода глаз Щетников пригласил и ни в чем не повинных знакомых? Впрочем, по пьяному разговору и форме обращения друг к другу видно, что за столом сидят люди, связанные долговременным совместным промыслом. Вот это повезло! Но неужели Щетников ни на минуту не усомнился в искренности милицейских работников? Откуда такая уверенность
Между тем граненые стаканы и эмалированные кружки наполнялись водкой, застольный шумок все разрастался. Не пить, конечно, было нельзя. «С волками быть — по-волчьи выть», — решил Павел. Он старался побольше нажимать на закуску, тем более, что впервые за многие годы ему довелось видеть и есть столько разнообразной и вкусной снеди. Краем глаза он видел, что Щелконогова уже развозит. «Рановато, — мелькнула беспокойная мысль. — А впрочем...» За окном смеркалось и все последующие события должны были развертываться вне зависимости от состояния сидевших за столом, в том числе и Кириченко с Щелконоговым. Они свое дело сделали, и сейчас надо только ждать.
Гульбище разрасталось. Параличный Игнат Дереглазов с хутора Поповского уже пробовал затянуть дискантом песню про красавицу Настю, у которой очи ясны и длинна коса.
— Казаки! — поднял голос Щетников и, пошатываясь, встал.
В один момент горницу заполнила тишина. Только слышалось несдержанное сопение и тяжелое дыхание многих людей.
— Выпьем, казаки, за Советскую власть в лице ее главных представителей, которые, значит, находятся тут вот.
— Выпьем, выпьем! — загорланили все в один голос.
Павел глядел на сборище и думал: «Ловкий жох — Гаврила. Всех прибрал к своим рукам. И пикнуть никому не дает. Как рабов, заставил на себя работать всех. А сам в стороне. Такой не попадется, он ведь не крадет. Чужими руками жар загребает, паразит».
Голова тяжелела все больше и больше. Словно сквозь сон, он увидел, как дверь распахнулась и с наганами и винтовками в руках в комнату вошли один за другим четверо милиционеров из Вешенской.
— Сидеть на местах. Хата оцеплена. По одному, начиная с этого края, ко мне!..
— Т-т-товарищ начальник! — заплетающимся языком выговорил Щетников. — За что? Т-товарищ, за что? Мы п-празднуем Н-николу-угодника. И вот... с нами уполномочен... милиционер.
— Молчать! Говорить будете, когда спросят.
В интересах следствия Кириченко и Щелконогова задержали вместе со всеми. Такого «улова» не знала еще окружная милиция, если не считать вооруженные бандитские шайки, которых немало пришлось уничтожить в первые годы существования Республики Советов.
За активное участие в ликвидации еланской группы конокрадов Кириченко и Щелконогову объявили благодарность. Очередное крупное дело было закрыто, но суровые будни непрестанной борьбы за упрочение Советской власти продолжались.
Многие годы отдали беззаветному служению народу Иван Михайлович Блохин и Павел Григорьевич Кириченко. И как свидетельство мужества и отваги этих людей лежат передо мной бесценные реликвии —
Сейчас оба они на заслуженном отдыхе. И хотя порой сдают физические силы и сердце стискивает невидимыми обручами, а и по сей день они полны бодрости и энергии. Иван Михайлович и Павел Григорьевич часто встречаются с пионерами и комсомольцами. Своими рассказами, воспоминаниями о прошедшем боевом пути они учат молодежь тому, как надо любить Родину, как надо отстаивать завоевания Великого Октября.
Ю. КАЗАРОВ
КОНЕЦ ЧЕРВОННОГО ТУЗА
Неподалеку от Ростова, на хуторе Средние Чубурки, жила семья Колобовых. Глава семьи — строгий, прижимистый мужик Ксенофонт Пантелеевич — занимался хлебопашеством, держал батраков. В полном достатке росли дети — Костя и Женя. Еще мальцами отвез их отец в губернский город, где они получили гимназическое образование, чем старый Колобов был очень горд.
Умер Ксенофонт Пантелеевич неожиданно, перед самой революцией, оставив детям крепкое хозяйство. А тут и гроза народная грянула. Сдвинула она с привычной колеи хуторскую жизнь, круто изменила плавное течение будней и закружила людей в жарком водовороте событий.
Опустели Средние Чубурки. Ушли казаки — кто с красными, кто к деникинцам подался, а кто и вовсе без вести пропал.
Всякие вести приходили со стороны. Отец и сын Семенцовы храбро сражаются у Буденного. Погиб в одном из боев с белыми Петро Поддубный — хуторской кузнец, первый на селе парень. Не вернется домой друг детства Кости Колобова — Артем Иванченко, сразила его белоказачья пуля, когда защищал Подтелкова и Кривошлыкова.
Долго не слышно было ничего о Колобовых. А потом, вскоре после установления Советской власти, объявился на хуторе живым и невредимым Костя. Грамотных на селе — по пальцам сосчитать. А он показал себя вполне лояльным к Советской власти. Пристроили его к делу. Расторопный, толковый. И пошел Константин вверх.
Когда организовалась на Дону милиция, Константина Колобова назначили помощником начальника Ростовской окружной милиции.
Трудное то было время. Базары кишели спекулянтами, нэпманами, в городах орудовали многочисленные воровские шайки, а на дорогах — вооруженные банды.
Может, не ладилось у Константина с делом, может, что другое помешало, только неожиданно отстранили его от работы. Всякое говорили по этому поводу: одни о том, что, будто бы, с начальством не ужился, другие — не справился, третьи о каких-то махинациях упоминали.