Будни Севастопольского подполья
Шрифт:
Грузовик свернул вправо. Начался крутой каменистый и извилистый спуск с горы в покрытую снегом долину. Лишь кое-где темнели подталины. Солнце садилось. Косая тень Сапун-горы синей полоской протянулась через долину. Под закатными лучами порыжели вдали балаклавские скалы и полуразрушенная башня Генуэзской крепости. Стало холодней.
Шоссе перечеркивало снежную целину и левей балаклавских скал скрывалось в холмах. Там уже лес. Там свобода. Наташа и Триканчук молчали, но думали об одном. Скоро контрольный пост. Последний. Вон уже показались
— Никак дежурит эта жирная свинья, — с досадой процедила она.
Постовой, увидев знакомую машину, поднял жезл. Пришлось затормозить.
— О-о! Медхен Комиссар! — Фридрих Беккер расплылся в улыбке.
Наташа выглянула из кабины, засмеялась. Фридрих, подтянув брюшко, лихо стукнул каблуками, козырнул и, коверкая русские слова, осведомился, почему «медхен» так долго не появлялась и куда она держит путь.
Обоз уже подтягивался и напирал на машину, Наташа объяснила:
— Авария, Фриц! Авария с автомобилем штаба ШУ. Понял? — она показала рукой на горы. — Едем брать на буксир. Не задерживай.
— Я, я. Понимай. Авария… — Фридрих хотел еще что-то сказать, но, увидев соскочившего с передней подводы ефрейтора, поспешил пропустить машину.
Наташа была довольна: не будь позади обоза, Фриц скоро бы не отвязался.
— Ну, кажется, прорвались, — вздохнул облегченно Триканчук.
— Кажется… Поскорей бы добраться до леса. — Наташа прибавила скорость. — Осталось километра три.
Шоссе врезалось в холмы, покрытые редким кустарником и, огибая склоны, петляло. Грузовик обгонял обозы и подводы, возвращавшихся из города татар. Навстречу неслись машины, грохотали брички с полицаями. Дорога не широка. Чтобы разминуться или обогнать, приходилось убавлять скорость.
Начинало смеркаться, когда грузовик наконец выбрался на прямой участок шоссе.
Погода менялась. Подул бриз. С моря надвигались тяжелые низкие облака. Серое покрывало наползло уже на скалистые гребни Балаклавских гор и медленно спускалось в долину, предвещая снегопад.
Впереди показались крестьянские подводы с дровами и хворостом; они медленно ползли навстречу, прижимаясь к кювету. Наташа, не сбавляя ходу, разминулась с ними, сделала крутой поворот и выехала за косогор.
И тут за большим камнем у обочины Наташа увидела черную легковую машину с открытым верхом, которая прижалась к кустам, точно прячась и кого-то поджидая. Эту эсэсовскую машину с пулеметом в кузове, приспособленным для кругового обстрела, она не раз встречала и раньше на улицах города, на Симферопольском и здесь, на Ялтинском шоссе и всегда благополучно ее миновала. Но сейчас как только грузовик свернул за косогор, из машины выскочил офицер-эсэсовец и поднял жезл.
Наташа от неожиданности машинально потянулась рукой к тормозу.
— Не останавливайся! — крикнул Триканчук. — Жми вовсю, иначе нам амба! Эти все обыщут и карманы вывернут.
Грузовик с ревом пронесся мимо, развивая предельную скорость.
— Беда — нет отражателя. — На повороте Наташа поглядела назад. — Они развернулись. Погоня! — предупредила она.
Донесся резкий протяжный гудок. Второй, третий. Наташа до отказа выжимала газ, хотя и понимала, грузовик не легковая машина, как ни гони, а через минуту-другую эсэсовцы настигнут.
Черная машина, нагоняя, непрерывно сигналила.
Триканчук постучал автоматом в стенку кабины и крикнул:
— Приготовьтесь! Эсэсовцы!
— Пулемет никак не соберем, — донесся из кузова чей-то голос.
Наташа вела грузовик по середине шоссе на предельной скорости, не давая себя обогнать.
— Гони! Гони! — требовал Триканчук. — Может, ребята успеют собрать пулемет.
Ему было ясно — стычки не избежать, а товарищи в кузове, видимо, растерялись. Эсэсовцев хоть и меньше, но они могут взять сноровкой — насобачились в карательных операциях. «Но и против сноровки есть сила — хитрость», — подумал Триканчук и проверил, прочно ли диск сидит в гнезде.
— Теперь остановись. Но мотор не глуши, — бросил он. — И не пугайся, если напущусь на тебя.
Наташа не поняла смысла последних слов, но свернула к обочине и затормозила.
Легковая машина с воем проскочила вперед метров на восемьдесят и стала поперек дороги, загородив проезд. На шоссе выскочили офицер и трое солдат, шофер остался за рулем. В руках офицера был уже не жезл, а револьвер.
Триканчук одновременно с ними выпрыгнул из кабины на асфальт.
— Ребята, эсэсовцы! — крикнула Наташа. — Бейте их!
— Молчать! — рявкнул Триканчук, наводя на нее автомат. — Почему нарушаешь правила? Если офицер требует — надо остановиться!
Глазом он косил на эсэсовцев. Солдаты, опередив офицера, подходили и были уже шагах в двадцати. Наташа слышала, как позади один за другим выскакивали из кузова товарищи, но почему-то не стреляли.
— Комиссар капут! — крикнул офицер и приказал одному из солдат сесть вместо нее в кабину за руль.
— Стреляйте же! Чего рты разинули?! — опять крикнула Наташа.
Триканчук вдруг резко повернулся и дал длинную очередь. Наташа видела, как двое солдат свалились на мостовую, а третий, раненый, пополз в кювет; шофер, выскочив из машины, припустился под гору. И тут наконец из-за машины раздался пистолетный, а затем винтовочный выстрел. Офицер рухнул на землю.
Из-за поворота показался конный обоз. Ездовые, услышав стрельбу, бросали подводы и разбегались.
— Вот так-то. И мы не на руку лапоть надеваем, — сказал Триканчук, бросив взгляд на офицера, уткнувшегося лицом в снег, и приказал: — А теперь все в машину!