Буду кошкой сидеть на твоем плече
Шрифт:
Алисия опустилась рядом с ним на подушки. От него пахнуло пряным, терпким, горьким. Он резко и грубо потянул ее за руку, так что ей пришлось придвинуться к нему совсем близко. Она посмотрела ему прямо в глаза, готовясь дать отпор, а он вдруг поднял руку и коснулся ее волос, будто хотел узнать, какие они на ощупь.
– Придешь сегодня ко мне, когда стемнеет, – сказал он, выпуская прядь
– Никуда я не пойду, – сказала Алисия Клавдию, передав ему слова отца.
– Ты не можешь не пойти, – горячо возразил он.
– Еще как могу.
Утром высекли молодую рабыню, которая прислуживала Алисии.
– Придешь ко мне ночью, – повторил отец Клавдия.
Алисия не выдержала на пятый день, когда из-за нее наказали дочь поварихи – совсем еще девочку. Пришла.
Когда он навалился на нее, тяжелый, горячий, поняла, что сопротивляться бесполезно и злое упрямство охватило ее – лежала не шевелясь и не проронила ни звука. Ненавидела его всей душой. А когда он уснул, выскользнула во внутренний двор и почти до утра просидела, обрывая листья с акации.
Следующей ночью все повторилось.
– Будешь лежать бревном, – сказал он, – снова начну сечь рабов.
– И что же я должна делать? – зло спросила она.
– Ты знаешь, – ответил он. – Твое тело все знает, следуй ему.
На этот раз он не так торопился, как в первую их ночь: долго ласкал ее, изучал, растягивал удовольствие, приходя во все большее возбуждение. Он был более опытен, чем Клавдий, более искушен, и Алисия заметила, что невольно прислушивается к себе, и все равно в момент, когда он проник в нее, в ней снова не осталось ничего, кроме ненависти.
К счастью, он оставался дома не более двух недель, а потом снова отбыл за Цезарем.
Прошло какое-то время, прежде чем Алисия снова смогла быть с Клавдием. Понимала, что того не в чем винить, что он не смог бы противостоять своему отцу, но все равно винила и каждый раз, когда Клавдий пытался коснуться ее, вспоминала запах и тяжесть другого тела и его ощущение в себе, от которого передергивало и хотелось сбросить кожу и обрасти новой, которая не помнила бы прошлого.
Но постепенно все снова вошло в свою колею.
– Я никому тебя не отдам, – повторял он ей.
Но, конечно, он не смог сдержать своего обещания.
Снова вернулся его отец. Полдня в ванне, полдня за столом со всеми домочадцами, весь вечер не отрываясь от бутылки с вином. Ночью он ждал Алисию.
Если она не может этого избежать, то хотя бы постарается получить от этого все, что сможет, сказала она себе.
Он был прав: ее тело знало, что нужно делать. Оно чувствовало, откликалось, учило ее такому, о чем она не имела представления ранее. И он рядом с ней, выплеснув в страсти всю свою свирепость и злость, вдруг смягчался, успокаивался, как будто ненадолго забывал о том, откуда приходил в этот дом и куда должен был вернуться. Правда, тут же снова становился грубым и резким, и она снова ненавидела его, как в первый раз, царапалась и кусалась, не в силах сдержать свои эмоции, но только еще больше распаляла его этим.
Клавдий мрачнел с каждым следующим днем пребывания отца дома. Сжимал кулаки, стискивал зубы и клялся всеми богами, что не будет больше терпеть всего этого, и, конечно, продолжал терпеть. Ко всеобщему благу, тот вскоре снова отбыл в военный поход.
На этот раз Алисии не пришлось заново привыкать к Клавдию – отдавалась ему с легкостью, не думая, вбирая и принимая все, что он мог ей дать. Тот замечал, что она стала более искусна в любви.
– Это он тебя научил? – ревниво спрашивал он.
Она не хотела об этом говорить, потому что после таких разговоров Клавдий впадал в меланхолию и долго переживал из-за своего бессилия.
Себя она перестала мучить вопросами, на которые не находила ответов: значит, судьба такая – двое мужчин, две постели, косые взгляды матери Клавдия, обо всем знающей, но не смеющей сказать и слова поперек своему деспотичному мужу. Хорошо, что хотя бы все остальные в доме пока ни о чем не догадывались, хотя надолго ли это?
Конец ознакомительного фрагмента.