Буг в огне(Сборник)
Шрифт:
— Не позволишь! Взять его, ребята, расстреляем у первой же осины…
Завязалась свалка. Насажали друг другу синяков взаправдашних. Вся эта сцена происходила при посторонних. Володю мы увели, и теперь уже в партизанском отряде он готовился к новым операциям.
В деревню Бернады пришли под видом полиции. Возглавлял группу партизан Солейко. Одетый в форму немецкого офицера Владимир Стельмашук требует старосту.
— Ты что ж, сукин сын, укрываешь советских, сам на виселицу захотел? — кричит Солейко.
«Офицер» бормочет:
— Руссиш швайн.
— Виноват, господин офицер, —
— Веди!
Староста повел по хатам, указывая, где живут преданные Советской власти люди, а мы их «арестовывали». Под конец «офицер» распорядился:
— Пан староста с сыном сам доставит меня, не могу доверяться этим быдлам.
Староста с готовностью согласился. И только когда выехали за околицу и подводы повернули в лес, он понял, что попался.
15 человек ушли с нами, они принесли 14 ручных пулеметов и одну винтовку.
Так собралось нас человек 50–60. В ходе мелких стычек с немцами и полицией обогащались опытом партизанской борьбы. Иногда этот опыт приобретался дорогой ценой.
Установили связь с Брестом через Сушкова К. Г. Подпольщики сообщили, что в деревне Скорбичи у жителей имеется оружие, и передали нам списки лиц.
Группой в десять человек ночью идем в деревню. Путь не близкий, а уже с вечера пошел дождь. Проходим Закий — дождь льет, миновали Ямно, Задворцы, подходим к Черни, а дождь все льет. До Скорбич километров 8, а уже наступил рассвет. Промокшие до нитки, расположились в кустах у Черни на дневку.
Дождь перестал, но к кустам нельзя прикоснуться: с веток окатывает холодный душ. Не отдохнули, а еще больше устали. Вечером снова в путь. Приходим в Скорбичи. В один дом, в другой, третий. Никто ни о каком оружии слыхать не слыхал и знать не знает.
Тут только мы сообразили, какую оплошность допустили, придя без пароля. Деревню всполошили, а уходим ни с чем.
К утру добрались до деревни Бердычи, облюбовали сарай на окраине, решили день отдохнуть. Да не тут-то было. Не успели осмотреться, как неподалеку послышалась стрельба. Смотрим, большая группа немцев и полицаев медленно приближается к сараю.
У нас разнобой — одни говорят: надо стрелять, другие — воздержаться. Мы в сарае, как в западне. Тем временем фашисты рассыпались цепью и стали окружать нас. Что делать? Решили уходить. Выбегаем из сарая и, отстреливаясь, отходим к лесу. Враг, почуяв легкую добычу, усилил огонь. Упал, сраженный пулей, Куприянюк. Мы бежим. Что-то горячее хлестнуло меня по ноге, споткнулся. Ранен! Отполз в сторонку. Кругом стрельба. Ребята не дают полицаям развернуться.
Но вот стрельба стала стихать. Гляжу — прямо на тот куст, где я укрылся, идут двое. Подпустил вплотную и полоснул из автомата. Оба замертво рухнули. Спешно ухожу с этого места. Затаился. Теперь, думаю, пролежать бы до вечера, а там уйду. Один полицай прошел мимо, не заметил. К вечеру нога разболелась. Кое-как дополз до деревни Мощенка, там постучал к Федору Токуну.
— Николай Андреевич?! Ты что, ранен?
— Ранен, брат, помогай.
— Давай устрою в сарай. В дом нельзя, сам знаешь, за это расстрел, а в сарай ты и сам мог прийти, — захлопотал Токун.
В
— Теперь найди наших ребят, они меня в лес увезут.
— Не беспокойся, все сделаю, — сказал Федор, уходя.
Скоро пришли Родион и Игнат Антонюки. Похоронили Куприянюка. Токун запряг свою лошадь, и мы двинулись. Впереди Родион с ружьем, я с автоматом на повозке, Игнат с самозарядной винтовкой и Мефодий Гутик с пистолетом в руках — сзади. Так мы благополучно добрались до базы. Только через три месяца я вернулся в строй.
Эта вылазка многому нас научила. Тем более что после того боя гитлеровцы нагрянули в наше село Шебрин, арестовали моего отца — Андрея Антоновича, и еще тринадцать человек. Фашисты расстреляли их в брестской тюрьме.
Постепенно мы расширяли свои действия: сжигали немецкие имения, совершали налеты на полицейские участки. Все чаще летели под откос вражеские эшелоны. Особенно отличалась диверсионная группа взвода Володи Стельмашука. На ее счету было 17 эшелонов, пущенных под откос.
Осенью 1942 года гитлеровцы усилили облавы, почти каждый день прочесывали леса. Некоторые у нас стали подумывать, чтобы уйти на восток, другие предлагали рассредоточиться мелкими группами. Но в старосельском лесу располагался боевой отряд во главе с Сергеем Шикановым. Совместно с партизанами этого отряда в октябре 1942 года мы пустили под откос эшелон, уничтожали мосты, телефонно-телеграфную связь.
Весной 1943 года партизанское движение приобретает новый размах. Уже в феврале к нам в отряд влилось до 200 человек молодежи.
Усиливаются наши удары по коммуникациям. На участке Каменная — Закрутин вновь идет под откос эшелон с живой силой противника. 7 вагонов разбиты вдребезги.
Но и враг стал хитрый. Если раньше его поезда ходили на больших скоростях, то теперь стали двигаться медленнее и впереди паровоза — платформа. Изменили тактику и мы. Пропускали платформу, но как только на мину наезжал паровоз, подрывник дергал за шнур, раздавался взрыв, и паровоз летел под откос.
В апреле 1943 года наша группа объединилась с отрядом Шиканова под его командованием. 28 апреля разгромили имение Воляного, забрали скот, хлеб и увезли в лес. Разгромили спиртзавод в Атечине.
Шиканов распорядился:
— Товарищи, мы захватили три бочки спирта. Зная это, гитлеровцы, возможно, решат, что Первое мая будем отмечать с чаркой, и предпримут облаву.
Предположение командира полностью оправдалось. Взбешенные нашими дерзкими налетами в предпраздничные дни, гитлеровцы 1-го мая начали облаву. Как только разведка донесла, что немцы перешли в наступление, мы заняли круговую оборону.
— Подпустить как можно ближе, чтобы бить наверняка, без команды не стрелять, — потребовал Шиканов.
Фашисты, ободренные нашим молчанием, шли во весь рост, почти не остерегаясь. Слышим их говор. Вот они подошли так близко, что, казалось, можно различить цвет их глаз. Нервы напряглись до предела. И тут раздался чуть глуховатый, но твердый голос Шиканова:
— Огонь!
Загремели выстрелы, затрещали пулеметные и автоматные очереди. Ошеломленные внезапным ударом, потеряв 15 человек убитыми, гитлеровцы бежали.