Буг в огне(Сборник)
Шрифт:
— Это наш учитель Николай Швайко, член Компартии Западной Белоруссии, — представил его Михаил Никитович. — Во времена буржуазной Польши как политический двенадцать лет сидел в тюрьме.
Мы быстро нашли общий язык. Договорились, что встречаемся у маяка в старосельском лесу.
Вечером дозорные услышали тарахтенье повозок.
— Товарищ лейтенант, какие-то подводы едут.
— Много?
— Не видно пока.
— Пусть приблизятся, может Чернак. Он, по-моему, мужик надежный.
Мы затаились. Подводы подъехали вплотную.
— Тпру! — остановил первый. — Михаил Никитович, должно быть, тут, а ребят что-то
— Мы здесь, товарищи, — вышел я, убедившись, что это как раз те, кого мы ждали.
Подошел Чернак.
— Принимай, лейтенант, поддержку. Четыре подводы с продуктами и 15 человек — депутаты тут, счетовод наш колхозный Данила Манец — все к тебе.
— Спасибо, Михаил Никитович. Теперь живем.
Посовещались, посоветовались, все обсудили.
А в первых числах июля мы установили связь с активом деревень Франополь, Озяты, Антоново, Радваничи.
Однако в самом отряде у нас пока не все ладилось. Группа была разношерстная, многие друг друга не знали, и некоторые стали уходить. Те, что стремились перейти линию фронта, уходили на восток. Но были и просто неустойчивые. Недели через две-три осталось 86 человек — пулеметчики моей роты и пограничники. Но они явились тем ядром, которое скоро вновь стало обрастать, пополняться новыми людьми.
Особенно радостной была встреча с Александром Федоровичем Селивоником. С ним я познакомился еще в 1940 году, когда находился в укрепрайоне. Александр Федорович работал тогда в Радваничском сельсовете. Теперь Александр Федорович свел меня со своим братом Иваном Федоровичем и секретарем Каменица-Жировецкого сельсовета Николаем Йосиком.
Через месяц мы себя чувствовали так, как будто долгие годы жили среди местного населения.
В конце июля в отряд пришел доктор С. Т. Ильин. Ему помог наш связной Иван Александрович Гаврилюк. С доктором договорились, что будет направлять в отряд надежных людей. Где-то через месяц С. Т. Ильин пришел с Зинаидой Ивановной Южной. Договорились о связях с брестским подпольем. А скоро пришли комсомольцы Игорь Гринкевич и Сергей Трубецкой.
Это был период становления отряда. Прежде всего мы обзавелись несколькими радиоприемниками. Записывали сводки Совинформбюро и размножали их. Михаил Чернак принимал меры для обеспечения отряда боеприпасами. Их возили из брестских фортов, а из 8-го форта шли обозы с винтовками, пулеметами, патронами, гранатами. Неоценимую помощь оказали в этом Надя Бобкова, Феня Тронкина и другие. Особо о Галине Николаевне Костенко из Черниговской области. Жена офицера 125-го стрелкового полка, она поселилась в деревне Черняны и была нашей разведчицей, Это была женщина необыкновенной красоты. Немцы так и вились вокруг нее, где бы она ни появлялась. Однажды произошел такой случай. Галина Николаевна несла чемодан, наполненный гранатами. Вдруг на одной из улиц к ней подходит немецкий офицер. Сердце ее упало, но она берет себя в руки, улыбается.
— Гутен таг, э… как это… здравствуйте, по-русски, — остановил ее офицер. — Я хочу задайт один вопрос.
Галя поставила чемодан, чтобы не заметил фашист, что тяжело, да и дух перевести.
— Здравствуйте, — ответила она, сияя улыбкой.
— Почему такой красивый фрейлейн несет чемодан, э… как это…
— Сама.
— Да, да, сама, — осклабился офицер, довольный. — Давайт ихь помогу.
— Ой, нет! Что вы, что вы! Он не тяжелый. — Галя схватила
— Найн, я буду помогайт, — настойчиво повторил офицер, берясь за ручку чемодана.
Делать нечего. Женщине пришлось уступить. И офицер добросовестно тащил чемодан, не подозревая, что несет гранаты партизанам. Нес до самого поселка Тришин, где Галя наконец смогла отделаться от не в меру любезного провожатого.
В августе 1942 года отважная разведчица была расстреляна фашистами вместе со 120 другими советскими людьми. Похоронена в деревне Малиновка Чернянского сельсовета.
В июне — сентябре 1941 года мы продолжали пополнять запасы боеприпасов. Каждый день приносил новые связи, расширял наши возможности. В августе 1941 года мне стало известно, что в Старое Село прибыл бывший польский осадник пан Кенсицкий. Я его хорошо знал до войны по Бресту. С его дочкой дружил Федя Шмелев, и мне довелось не раз бывать в гостях у Кенсицкого. И вот решаю попробовать восстановить связи, могут пригодиться. Иду в село. Вызываю к себе пана. Войдя в хату, гость остановился в изумлении.
— Сергей Сергеевич, какими судьбами!
— Судьба у нас, советских, одна — бороться с врагом.
— Помилуйте, я думал, что вы давно ушли на восток. Сергей Сергеевич, мне вас жаль, погибнете. Прошу вас, поезжайте в Варшаву. Там вы будете в безопасности, у меня там брат фабрикант. Вы не верьте немцам, война не скоро кончится.
— А почему сами не едете в Варшаву?
— Тут мое имение, я — хозяин. А вам дело предлагаю, поезжайте, я все устрою.
— Спасибо за заботу, только мне это не подходит. Вот вы говорите, война будет большой, долгой. Так что ж, по-вашему, один в Варшаву, другой в Париж, а третий к бабе на печку? Нет. Мы все, независимо — русский, поляк, белорус — все должны объединить силы в борьбе против общего врага.
— Это так, конечно…
— А раз так, я вам предлагаю, пан Кенсицкий, — вы будете в имении, но только не хозяином, а нашим управляющим.
Этот честный поляк-патриот два года был нашим связным. Через него мы знали многое, что делается в полиции, ее замыслы. Кенсицкий связал меня с другими польскими гражданами — Юздепским, Су ходким, Вуйциком.
Зимой 1943 года фашисты схватили пана Кенсицкого, и он был расстрелян в брестской тюрьме.
В последних числах октября 1941 года наша разведка задержала пять человек. Оборванные, заросшие, изможденные, они едва держались на ногах.
Знакомлюсь. Старший из них называет себя:
— Полковой комиссар Чепиженко, начальник политотдела Брестского укрепрайона.
Гляжу на него и вспоминаю, что слышал такую фамилию до войны.
Но так ли, нет ли — еще не все ясно. Видимо, Чепиженко прочел в моем взгляде сомнение или недоверие, и он сказал:
— Что так смотришь, лейтенант? Не верится? — он уставил в меня свой острый взгляд, словно сам хотел вначале удостовериться — можно ли мне рассказать все, что думает, что волнует его. — Да, брат, такие дела. Вот какая она, война! Враг жесток и неумолим. И каждый, кто способен носить оружие, должен встать в строй бойцов. Я, к сожалению, в первый же день был тяжело ранен и попал в плен. Четыре месяца пропало. 25 октября мы, тринадцать человек, бежали из лагеря по теплофикационной сети в Южном городке. Вот сюда добрались. Отдохнем, и на восток, к фронту. Будем бороться, пока в груди бьется сердце.