Бухта дельфинов

Андрианова Елена

Через пятнадцать минут, оставив детей маме, в самую жару бегу от гостиницы к морю. А ведь я думала раньше, что встречу своего любимого, своего принца, и это на всю жизнь. Даже больше ни на кого не посмотрю.

Вокруг било солнце и жизнь. Вот и наш любимый пляж. Тут на меня нашла такая грусть, что я не могла дышать.

Потом медленно и глубоко попыталась вздохнуть, но не смогла вздохнуть всей грудью, было тесно, внутри было тесно, что-то изнутри распирало мою грудь…. И захотелось разрыдаться, как в детстве, но слёзы почему-то не хотели течь. Почему, Господи, ты даешь мне и ему, да, да, я ведь чувствую, что это обоюдно, такое прекрасное само по себе чувство, а я даже не могу поговорить с ним? Почему он не хочет просто поговорить? Я ведь всего лишь хочу понять, откуда она пришла, эта влюбленность. Может, она – что-то кармическое? Но разве не кармическое было уже с моим мужем? Возможно, я смогу ему помочь, видимо, он развелся, у него какая-то тяжелая история, и он закрылся, а я помогла бы ему открыться.

Почему любовь – такое высокое чувство – спускаясь в социум, натыкается на границы, проблемы, запреты? Почему я чувствую такую тоску? Может быть, потому что пытаюсь привязать к себе эту любовь? У меня есть муж, а я вот хочу теперь еще одного мужчину? Или потому так больно, что я думала, что уже встретила своего принца, буду жить с ним долго и счастливо. А теперь вот встретила ещё одного принца? А с двумя принцами у меня жить точно не получится! Не получится у меня и ту мечту «жить с одним всю жизнь долго и счастливо» и эту «познать этого мужчину» исполнить. Потому что мой муж требует от меня верности. Вот тебе и «все твои мечты исполняются»! А может быть мне просто радоваться тому, что Александр есть, что я его встретила и ничего-ничего от него не хотеть? А вдруг я снова сейчас встречу

его, боже, дай мне его встретить! Нет, не встречу. Они же, вся смена Косатки, уехали в какую-то бухту еще утром на костер и вернутся только к позднему вечеру. Ах, мне бы просто с ним поговорить. Узнать о нём больше.

А вот и дом Волошина. Сунула деньги в кассу.

– Экскурсия только началась. Присоединяйтесь.

Группа пенсионеров. Экскурсовод, пожилая дама в белой шляпке. Я слушала, и когда они переходили в следующий зал, оставалась смотреть на черно-белые тусклые фото, на росчерк Волошинского пера, на легкие его акварели. И чем больше слушала, чем больше смотрела, тем больше понимала: главный талант Волошина – не в стихах и не в акварелях, он в нем самом, в его жизни, в этом Коктебеле, в этом Доме. Чтобы распахнуть ворота настежь и создать здесь всем Булгаковым, Цветаевым, Мандельштамам уют, сотворчество, приют – и даже в войну, даже в революцию. Вот его главное служение. Хотя он ли его создал, этот уют, или его жена, простая, земная женщина в противовес поэту, чьей стихией был воздух? Экскурсовод показывает коллекции ракушек, а я вижу, как они бродят по окрестным бухтам, толпа литераторов и художников и купаются голышом. Какие огромные деревянные ставни, надо как-нибудь тоже прожить зиму в Крыму, шторм увидеть.

– Проходим наверх, наверх, – позвала экскурсовод, – в кабинет.

Ах, какой кабинет, книжные полки до потолка, белый стол, камин – у меня тоже обязательно будет кабинет с книжными полками до потолка. И золотистый ретривер будет лежать на ковре у камина. Прямо вижу это всё. Наш дом с моим мужем, да с моим мужем. А вот с Сашей-дельфином я ведь будущего не вижу.

– А теперь пройдемте на крышу, – снова позвала экскурсовод.

Конец ознакомительного фрагмента.