Бухта Скорби
Шрифт:
Мое внимание привлекает постер на остановке. «Пропал человек: француженка». На фотографии улыбающаяся темноволосая девушка. От остановки отходит автобус, и становится видно еще одно объявление о пропаже человека. Затем еще одно.
– Вау! Сколько туристов пропало. Их так много! – Я думаю о маме Элке и ее грустных глазах.
Микки легко взмахивает рукой.
– Австралия – большая страна. Каждый год пропадает тридцать тысяч человек.
Я смотрю на эти объявления, когда мимо них проезжает Джек: три молодые женщины.
– Вон туда смотри! – показывает
В проемах между небоскребами я вижу ярко-белые парусообразные конструкции, образующие крышу Сиднейского оперного театра, но прямо сейчас меня больше интересуют пропавшие туристы.
– Но куда они здесь отправляются?
Микки поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Арочная конструкция моста Харбор-бридж отбрасывает ей на лицо затейливые узоры.
– Кто знает? Они теряются или просто исчезают по собственному желанию. Большинство в конце концов объявляется снова.
Глава 5
Когда поток движения редеет, Джек давит на газ, и в открытые окна врывается долгожданный бриз. По обеим сторонам дороги – скалы медного цвета, часть дороги проходит по туннелю, пробитому сквозь скалу. Австралию называют «везучей страной», но я сомневаюсь, что люди, которые строили эту дорогу, чувствовали себя везучими.
– Этот пляж, на который мы едем, далеко? – Мне приходится кричать из-за шума врывающегося в салон ветра, чтобы меня услышали.
– Четыре или пять часов пути, – отвечает Джек. – Зависит от ситуации на дороге.
– Вау. Как далеко. – Надеюсь, что при необходимости я смогу вернуться оттуда на автобусе или поезде.
– Не беспокойся. Он того стоит.
– Он точно того стоит, – кивает Микки.
Их возбуждение передается и мне. Пляж. Я не была на пляже полтора года – с тех пор, как уехала из Корнуолла.
– А название у него есть?
– Бухта Скорби. Но мы называем это место просто Залив, – отвечает Джек.
Дорога начинает взбираться вверх. Глубокие узкие ущелья видны по бокам тут и там между лесополос.
– На южной оконечности там большие камни. Скалистый пойнт-брейк [13] ! – рассказывает Джек. – На севере – устье реки. С одной стороны там маленькое поселение, но с нашей – никого. От автомобильной дороги до нашего пляжа час пути, и нужен полноприводный автомобиль повышенной проходимости, чтобы вообще до него добраться. Там грунтовая дорога с кучей выбоин и колдобин. Нужно знать, где она, или не доедешь. Не знаешь – и дергаться не стоит.
13
Пойнт-брейк – тип спота, где волны начинают ломаться, встретив на пути препятствие. – Прим. переводчика.
Я достаю телефон и открываю «Гугл Планета Земля». Ввожу «Бухта Скорби». Вот она. Маленький пляж с песком бежевого цвета, за ним огромный зеленый национальный парк. А вот и река.
– Акулий ручей? Они там
Джек бросает взгляд на Микки, словно не уверен, следует ли мне говорить об этом.
– В разные годы были зафиксированы нападения на людей, но это работает в нашу пользу. Отваживает людей от нашего пляжа.
– Под нападением на людей ты имеешь в виду…
– Чаще всего это большие белые акулы. Выжить после ее нападения сложно. Но поэтому нет толпы. Раньше место было популярное, люди регулярно ставили палатки, разбивали лагерь. Но теперь там серфим только мы.
Я сглатываю.
– Я рада, что не собираюсь заходить в воду.
– Подожди так говорить! Ты пока ее не увидела.
Серферы стараются не думать об акулах. В Корнуолле нам не приходилось из-за них беспокоиться, но мы с Микки катались в таких местах, где акул часто видят. Просто нужно принять, что это риск, связанный с твоим видом спорта, точно так же, как лыжники и сноубордисты рискуют попасть под лавину.
Микки сидит впереди, склонившись над своим телефоном. Значит, вот чем она тут занималась – серфила с акулами? На самом деле это не должно меня удивлять. Серфинг был неотъемлемой частью ее жизни все годы моего знакомства с ней. Он также был и частью моей жизни много лет, но Микки пошла дальше – стала работать инструктором по серфингу, а это означало, что она проводила в океане весь день, каждый день.
Я сглатываю зевок. Я опять мучаюсь от разницы во времени, и опять по ощущениям сейчас середина ночи, несмотря на ослепительный солнечный свет. Я пишу на электронную почту родителям, немного болтаюсь в социальных сетях. Когда я в следующий раз смотрю в окно, то почти могу представить, что мы в Корнуолле. Пологие поля усыпаны одуванчиками, коровы пасутся рядом с белоснежными гусями. Но периодически попадающиеся пальмы и выжженная растительность показывают, что это не так. Создается ощущение, что кто-то включил печку, поставил нагрев на максимум и забыл выключить.
Мелькают дорожные знаки. «Лебединый ручей», «Цапельный ручей». Ручей для меня – это узкий небольшой водоток, часто грязная канава, но большинство водоемов, мимо которых мы проезжаем, достаточно большие и широкие, и их вполне можно было бы назвать реками. «Грязный ручей», «Восьмимильный ручей».
Микки продолжает смотреть в телефон.
Я склоняюсь вперед и хлопаю ее по плечу.
– Ты в порядке?
– Да, а что?
– Ты такая тихая. – Она едва ли что-то сказала после того, как мы уехали из Сиднея.
– Она еще кофе не выпила. – Джек толкает ее локтем в бок. – Эй, Микки? Мы остановимся на автозаправочной станции перед поворотом.
На меня снова производит впечатление то, как он хорошо ее знает. Иногда Микки бывает капризной, в особенности когда ей нужно выпить кофе. Я снова поворачиваюсь к окну. «Травянистые долины», «Мелкий залив». Мне нравится, что места здесь названы четко и ясно. Что увидел – так и назвал. «Коровий ручей» – здесь когда-то застряла корова? «Комариный ручей» – в него мне не хотелось бы упасть. «Грохочущий ручей» – в этот тоже не хотелось бы.