Букет для будущей вдовы
Шрифт:
– Сначала! Она платила ей четыре раза! Шубу продала, кольца продала, серьги - все!
– Эта женщина раньше жила в Михайловске, или просто давно знала семью Шайдюков. Ее звали Галина Александровна Баранова...
– Э, подожди!
– Гаянэ вскинула правую руку в протестующем жесте, одновременно послюнила палец левой и достала новый листок из пачки.
– Имени я не знаю, в моем доме имен врагов не называют. Знаешь имя - знаешь зло, а все зло потом на меня перейдет. Я и так ночами мучаюсь, голова раскалывается. Думаешь, это легко - людей лечить?
– Но она, по крайней мере, была такой, какой я её вам описала?
–
– Немолодая? Короткие рыжеватые волосы? "Химия" выкрашенная хной? Лицо в морщинах, но, в общем, ухоженное?
– Да. Лиза приносила мне фотографию.
– И у вас эта фотография есть?!!
– Нет, - она улыбнулась самой светлой, самой обворожительной улыбкой, и золотые коронки на её зубах холодно сверкнули.
– Я отдала карточку обратно. Сразу отдала. И сказала, что делать ничего не буду, потому что Лиза была сильно злая. Она хотела её не просто наказать, она убить её хотела...
Она хотела её убить. Так хотела, что боялась брать в руки обычный кухонный нож. Резала на разделочной доске говяжью печень и ясно представляла, как холодное лезвие с хрустом входит в дряблую кожу, легко рассекает желтый жир и замирает там, внутри, дожидаясь, пока погаснет крик. Она слышала этот крик, этот хрип умирающей женщины так явственно, что начинало звенеть в ушах. Тогда Лиза доставала из холодильника настойку валерианы, капала в рюмку "дежурные" сорок капель, садилась на табуретку, запрокидывала голову и залпом выпивала. За окном шел снег, едва заметно покачивались облетевшие клены, а в окнах соседних домов горел свет. Она прижималась лбом к холодному стеклу, чувствовала, как на месте соприкосновения набухает капля влаги, стремительно стекает вниз. Как слеза? Странно, но она совсем не могла плакать. Только смеяться - коротко, сухо, страшно. Сама слушала свой смех и почти испуганно думала: "А вдруг это уже не шутки? Вдруг я, на самом деле, начинаю сходить с ума? И этот кухонный нож. И распластанная говяжья печень на столе"... Вряд ли она, на самом деле, смогла бы воспользоваться ножом, если бы такая необходимость возникла. Только не нож. Слишком страшно, грязно, гадко... "Снотворное? Что-нибудь из пресловутых препаратов группы "А", которые, как говорит Анатолий, хранятся в специальных сейфах?.. Но не звать же, в самом деле, эту стерву на ужин? Или позвать?.. Господи! Да что же это?! Разве это может быть всерьез?!"
Лиза поднималась и начинала ходить по кухне из угла в угол. Туда-сюда, туда-сюда. "Как загнанный зверь? Если бы! Как тупой, бессмысленный и беспомощный маятник!.. Еще эта печень! Кому приспичило есть на ужин печень? Есть картошка, есть копченая скумбрия. Квашенная капуста, в конце концов!.. Выбросить печенку кошке? Лучше сразу в мусорное ведро. "Мы же персидской породы! Мы же сырое не едим!" Так и будет валяться скользким окровавленным куском между мисками и кошачьим туалетом".
Откуда взялась эта женщина? Почему она возникла именно теперь - через четырнадцать лет? Все понятно: тяжелая жизнь, экономическая ситуация в стране, зарплаты маленькие, пенсии задерживают. И ещё бесплатные рецепты грозятся отменить... Да, именно про эти чертовы бесплатные рецепты она сказала в первый раз, когда они сидели в кафе. Лиза тогда даже не успела испугаться. Да что там - почти обрадовалась, вспомнив вдруг
Лиза возвращалась тогда из универмага, там открыли ювелирный отдел, и она хотела посмотреть колечко для Анечки - какое-нибудь совсем простое, но изящное. Подарок на четырнадцатилетие. У девочки красивые пальцы: надо привыкать носить украшения.
– Лиза!
– окликнули из толпы. Именно "Лиза", а не "Елизавета Васильевна".
– Лиза!
Она обернулась. На автобусной остановке стояло человек десять-двенадцать. Все изнывали от жары, потому что октябрьское солнце палило неприлично по-летнему. Но жарче всех было, конечно, этой женщине. Она едва не дымилась в своем бирюзовом пальто на синтепоне - глупом, кургузом пальто, отделанном по краю воротника и манжет полосками темно-зеленой ткани.
– Лиза!
– повторила женщина, неуверенно улыбаясь. И она узнала её. Узнала это простое лицо, эти короткие жесткие волосы - теперь подкрашенные хной, и особенно, эту улыбку.
– Вы? Здесь? В Михайловске?
– она подошла, толком не представляя, как себя вести. Та рассмеялась:
– А что такого? В Михайловске ведь - не в Париже. Это по Парижам с нашими доходами не больно разъездишься... Ну, как ты? Как девочка?
Тогда Лиза почувствовала первый укол страха - легкий, едва различимый:
– Девочка? Девочка нормально. Большая уже... А вы? У вас здесь родственники?
– Слушай, пойдем в кафе посидим?
– неожиданно предложила женщина. Покушаем, поговорим. Когда ещё увидимся? Может и не встретимся больше. А мне так интересно про Анечку послушать, я почему-то её из всех детишек запомнила.
– Откуда вы знаете, что её зовут Анна?
– Так ты же говорила!
– она мелко рассмеялась и, взяв Лизу под локоть, повела её от остановки.
– Сразу ведь говорила, что Анечкой назовешь? Забыла уже все? Эх, мать-мать! Клееночки то хоть не растеряла, которые я для тебя самолично подписывала?
Маленькие кусочки оранжевой медицинской клеенки с марлевыми завязочками. И размашистой надписью: "Шайдюк Е.В, девочка, вес 3600, рост 52 см"... Дальше дата, и ещё какие-то цифры... Они лежали в коричневой кожаной сумке вместе с документами, и Лиза прекрасно помнила, как их отдали ей вместо других - тех, что, на самом деле, были привязаны к запястьям и ножкам крошечной девочки.
Кафе оказалось паршивым. Бывшая "Блинная", в которую Лиза заходила за всю жизнь раз или два, и то лишь потому, что надо было срочно перекусить, а "Блинная" находилась совсем рядом с автобусной остановкой.
Они сели за столик возле окна, заказали по овощному салату, по жюльену из грибов и по чашке кофе. Платить полагалось сразу. Лиза полезла было за кошельком, прикидывая следует ли рассчитаться за старую знакомую, или пусть лучше каждый платит сам за себя. Но та неожиданно попросила официантку:
– Меня за двоих рассчитайте, пожалуйста.
– Пожалуйста, - официантка равнодушно пожала плечами, хотя её, наверное, несколько удивило это желание. Все-таки Лиза, как-никак, была одета в дорогой итальянский плащ и полуботинки, и в ушах у неё поблескивали бриллианты, тогда как её приятельница в своем синтепоновом пальто и растоптанных сапогах выглядела типичной немолодой и небогатой тетушкой, отправившейся на мелкооптовый рынок за продуктами.