Букетик нарциссов
Шрифт:
Дара все еще пыталась сообразить, что же ей следует делать, но разум отказывался повиноваться и сосредоточиться, никак не удавалось. Наверное, слишком много коктейлей было выпито, решила она. Ладно, в любом случае сначала надо добраться до своей комнаты.
Дара резко повернулась к двери, но голова закружилась, и она чуть не потеряла равновесие. Здоровой рукой Дара успела, к счастью, ухватиться на спинку стула — того самого, который Григ пнул ногой, выходя. Но прежде, чем она успела выпрямиться, дверь открылась, и на пороге опять появился Григ.
— Мы забыли договориться,
Он осекся на полуслове и бросился к ней. — Господи, Дара, с тобой все в порядке? — Григ успел вовремя подхватить ее, иначе она бы упала.
Она попыталась засмеяться:
— Наверное, твое основное занятие — ловить падающих девушек.
— Не говори глупостей! Что, ты и вправду так сильно порезалась? Дара, маленькая моя, надо немедленно к врачу!
— Где тут его найдешь? — Она вроде бы ясно произнесла слова, но смутно чувствовала, что сказала не совсем то. Посмотрев на Грига, она прочла самый настоящий ужас в его глазах. — Слушай, это обыкновенная царапина. Что ты так разволновался?
Он усадил ее в кресло и заботливо осмотрел руку. Затем достал из кармана платок и промокнул кровь.
— Подними руку вверх и держи так. Я сейчас вернусь.
Ею овладело странное безразличие, и она почувствовала неодолимую усталость. Откинувшись на спинку, Дара закрыла глаза. Рука болела, а мозг терзали ставшие уже навязчивыми мысли о том, что Григ не верит ей, никогда ее не простит. Похоже, она разрушила не только свою, но и его жизнь. И ничего нельзя было сделать, ничего! Глупая слезинка против воли покатилась по щеке. Услышав шаги Грига, она торопливо вытерла лицо.
Он приблизился, осторожно взял ее руку и разжал пальцы.
— Почему ты раньше не сказала мне, что рана такая глубокая? — Казалось, он и не ждал ответа, ловко протирая края раны ваткой с йодом. От резкой боли она дернулась. — Прости, надо потерпеть. Скоро все пройдет.
Итак, он полагал, что ее слезы вызваны болью. Тем лучше, пусть и дальше так думает.
Закончив перевязку, Григ выпрямился, достал чистую салфетку и вытер следы слез на ее лице. Затем мягко погладил ее щеку кончиками пальцев.
— Ты всегда была упрямой маленькой девочкой. Никогда не подавала виду, что страдаешь, никогда не показывала своих слез…
Уловив грубоватую нежность в его голосе, Даре больше всего на свете захотелось поведать ему о своих страданиях. Но боль была в ее душе — так пускай там и остается. Она умудрилась все же улыбнуться.
— А ты хочешь, чтобы все видели мои слезы?
Его глаза затуманились.
— Я хотел сказать именно то, что сказал. Я больше не буду возвращаться к прошлому. Забудем о нем.
Дара снова попыталась засмеяться, но это было больше похоже на стон отчаяния.
— Ах, Григ! Разве это можно забыть?
Он нахмурился.
— Но ты, конечно…
Она устало покачала головой.
— Нет. Я помню все. Понимаешь — все! — Опираясь здоровой рукой о кресло, она бесцветным голосом сказала: — А теперь мне надо вернуться к себе. Я очень устала.
Однако Григ помешал ей встать. Заглядывая Даре в глаза, он умоляюще
— Я ошибался в тебе, да? Ошибался?
Никогда раньше у нее не было такого шанса открыть ему всю правду. Но почему-то именно теперь все оправдания казались начисто лишенными смысла. В глубине души она сознавала себя не менее виновной, чем, если бы на самом деле сделала аборт.
Не отвечая, она встала. Глядя прямо перед собой, Дара дошла до двери, но остановилась и через силу произнесла:
— Я понимаю, что сейчас это не имеет никакого значения, но тогда я не была готова стать матерью. Мне хотелось работать. Наверное, это эгоизм, но тебе не приходила в голову мысль, что и ты такой же? Знаешь, Григ, это было просто неподходящее время. И для меня, и для тебя.
— Неподходящее время для нас обоих, — грустным эхом откликнулся Григ.
Праздник к этому времени закончился. В дверях зала прощались последние пары, и у лифта собралась небольшая очередь. Миновав и тех, и других, Дара, собрав остаток сил, поднялась по лестнице пешком, хотя от усталости валилась с ног.
Дверь она обычно не запирала — ключ, был слишком громоздким, чтобы постоянно таскать его с собой. Но, включив свет, она пожалела об этом. В ее номере явно кто-то похозяйничал. Створки гардероба были распахнуты, ящики выдвинуты, одежда валялась на полу. Постель была разворочена, а матрас, залит какой-то дрянью. Подойдя поближе и принюхавшись, она поняла, что это масляная краска. Пустая банка стояла под кроватью.
Вскрикнув от ярости, Дара подхватила одно из своих вечерних платьев и обнаружила, что оно искромсано ножницами. Содержимое ящиков было залито ее лаком для ногтей. Не надо долго раздумывать, чтобы понять, кто мог совершить такое. Соня! Вот негодяйка! Что бы там у них с Григом ни произошло, она наверняка винит ее в случившемся и решила отомстить таким жалким и отвратительным способом.
После всех сегодняшних событий это была последняя капля, переполнившая чашу ее терпения и погрузившая в беспросветное отчаяние. Первой мыслью было отправиться к Соне. Но, выйдя в коридор, она вдруг сообразила, что та, естественно, подготовилась к дальнейшему развитию событий. Разумеется, ревнивица будет все отрицать и просто не впустит ее к себе. Так что ее месть, надо признать, вполне удалась. Что касается Дары, конечно. Если бы она осмелилась выкинуть что-либо подобное с Григом, тот бы ее прибил. Ладно, малютка Соня подождет. Но что делать с комнатой?.. Спать здесь определенно нельзя. Запах краски был настолько невыносим, что сон не представлялся возможным.
Захватив кое-что из одежды, избежавшей мстительных рук Сони, она спустилась в холл. Возле регистрационной стойки не было ни души. На стене висел план отеля с обозначением занятых и свободных номеров. Дара забрала ключ свободного номера и поспешила в него.
В комнате оказалось холодно и неуютно, так как регулятор отопления стоял на минимуме. Дара сразу включила нагреватель на полную мощность и вспомнила свое возвращение из Кракова. Кажется, это было в какой-то другой жизни, хоть с того момента прошло на самом деле меньше недели.