Буккакэ в Амитвилле
Шрифт:
– Как брать будем?
Заранее план не разрабатывали, не знали, с чем придется столкнуться. На расчете – стальные шлемы на головах, потому бить даже прикладом бесполезно, кроме шума ничего не получится.
Гаврилов предложил:
– Давайте я одного ножом зарежу. А уж вы второго берите. Лучше бы придушить слегка, чтобы не крикнул, да потащить вдвоем.
– Принимается. Ползем левее, как бы с фланга зайдем.
Поползли, медленно, почти не дыша. Опять хлопок, и в сторону нейтральной полосы полетела осветительная ракета. Повиснув на парашютике, она несколько минут заливала поле мертвенно-белым
У немцев тоже траншей нет. Пулеметное гнездо уже позади осталось. Пулеметчик снова дал короткую очередь веером. Михаил даже позавидовал – вот житуха, патроны жгут в никуда. А у них в полку сегодня патроны раздали – по паре обойм на пехотинца, в обойме – пять патронов.
Медленно подползли с тыла к пулеметчикам. Сарычев прошептал:
– Подождем, пока очередь дадут, они тогда слышать плохо будут. Тогда и бросаемся дружно, в полный рост.
– Действуем как договорились.
Михаилу показалось, что ждать пришлось долго. На самом деле – не больше десяти минут. Вновь очередь. Первым вскочил Сарычев, за ним Михаил, большими скачками их обогнал Гаврилов. Всем весом прыгнул на второго номера расчета, всадил ему нож в спину, ударил еще несколько раз, хотя и после первого удара немец сник. А Сарычев с разбегу другого немца поперек спины прикладом ударил. Крепко приложил, немец хекнул, попытался вздохнуть, а не получается. Да еще Михаил в кадык вцепился мертвой хваткой. Фриц руками и ногами задергал, как в агонии. Михаил хватку ослабил, немцу в ухо шепчет:
– Только пикни – нож в сердце всажу.
По-немецки, конечно.
Не было ножа у Михаила, блефовал, но немец не видел, что сзади творится. Врага связать надо, а никто не предусмотрел прихватить веревку. Михаил рукой немца обыскал. На поясном ремне – кобура с пистолетом. Рванул за клапан, потом за ремешок, вытащил. Люггер, к себе в карман определил.
– Лезь на бруствер и ползи в сторону русских. Только без резких движений.
Сам – за ним. А Гаврилов шепчет:
– Разреши ракетчика прирезать, не то засветит, не уйдем.
– Действуй! И потом сразу за нами.
Впереди полз немец. Периодически замирал, постанывал. Видимо здорово его огрел Сарычев, как бы не сломал чего. Лишь бы до своих добраться, пулеметчика командиру сдать. В темноте да на поле, где ориентиров нет, сложно определиться с дистанцией – сколько преодолели. Пора бы и Гаврилову с ракетчиком разобраться и группу догнать. Видимо, получилось у сапера, потому что ракеты не взлетали. Через какое-то время сзади послышался шум.
– Гаврилов, ты? – спросил Михаил.
– Еще кого-то ждете? Я ракетчика в плен взял.
Немец впереди полз, Гаврилов – за ним. Стоило немцу замереть, сапер его ножом колол. Вдруг все услыхали окрик на русском.
– Стой, кто идет?
– Свои, в разведку ходили.
– Никто не ходил. Встать и поднять руки, оружие на землю!
Тут Гаврилов взъярился.
– Сейчас доберусь и сопатку разобью! Зови командира!
Но группа все равно медленно продвигалась. Очень уж
– Кто такие?
– Разведка. Направлены старшим лейтенантом Нарочницким.
– Приплутали вы, позиция его роты правее метров на сто.
Уже в рост поднялись, Гаврилов с сожалением вернул финку Сарычеву.
– Знатный нож.
Добрались до расположения своей роты. Старлей обрадовался. В душе не чаял увидеть бойцов снова, когда отправлял на задание смертельно опасное. Все трое вернулись, да еще пленных двое, удача. Комроты сразу же обратился к Михаилу:
– Допросить сможешь? Ну, переводить?
– Так точно.
– Тогда вперед!
Землянку оборудовали в большой воронке от авиабомбы. Подровняли стены да соорудили накат из бревен в один слой. Такой не выдержит даже попадания из миномета. Зато свет не демаскирует.
Завели одного пленного, с ним зашел Михаил. Второго остались охранять Сарычев и Гаврилов. Старлей уселся на патронный ящик.
– Спроси у него, из какой части.
Михаил перевел, получил ответ.
– Говорит – пятый армейский корпус, пятая пехотная дивизия, четырнадцатый пехотный полк.
– Велики ли потери в полку?
– «Мне неизвестно, я рядовой солдат, но в моей роте с начала кампании одиннадцать человек».
– Что он может сказать о планах?
– Говорит – неизвестно. Офицеры отдают приказы и ставят цели перед атакой. А еще он спрашивает, что с ним будет.
– Отправим в штаб полка, если будет отвечать, поместят в лагерь для военнопленных.
– Я австриец, не немец, – добавил пленный.
– Давай второго.
И второй ничего важного сказать не мог. Рядовой солдат, знает командира отделения, взвода и роты. И никаких планов командования на ближайшие сутки. Впрочем, в Красной армии ситуация аналогичная. Старлей допросом обескуражен.
– Ладно, вы немцев пленили, вы и ведите в штаб полка.
Попытались выяснить, где он расположен, потом плутали в темноте. Пленных допрашивал капитан, а переводил младший лейтенант. Допрос короткий, толковых ответов капитан не получил. В завершение приказал пленных расстрелять. Михаилу показалось – ослышался.
– Товарищ командир, они же пленные. Их в лагерь надо.
– Кормить за народный счет? И где он, этот лагерь? Отведите в овраг и шлепните. Об исполнении доложить.
Тяжело стало на душе у Михаила. Он пленному про лагерь говорил, надежду дал, а получалось – обманул. Об обмане никто не узнает, а все же скверно. Хотя разумом Прилучный понимал: прав капитан, нет сейчас надлежащих условий. Вышел, сказал бойцам:
– Велено пострелять пленных. Отвести в овраг и уничтожить.
Тяжелое молчание. Воевать с врагом на равных, когда и у него оружие, и у тебя, – это по-мужски. А стрелять в безоружного? Не палачи же они!
Такой приказ получали впервые, еще не привыкли к жестокостям войны. Повели пленных. Те почувствовали недоброе, оборачивались на конвоиров. Вот и овраг. Пленные о своей участи догадались. Один, кому Михаил обещал лагерь, попросил время помолиться.
– Чего он хочет? – спросил Сарычев.