Буковки
Шрифт:
– В прошлый раз я сказал, что ты сумасшедшая сука, Бретта, – хрипло говорю я, задыхаясь от злости, – И сейчас я скажу, что ты…
На прекрасном лице девушки мелькает зловещая улыбка.
– Если я за что-то и благодарна тем, кто был до тебя, Виктор, так это за то, что они никогда не забывали перепечатывать мои шрамы, – произносит она тихо. Ее руки ловко разматывают шарф на шее быстрыми точными движениями. Это происходит
– Смотри же! – возглашает она почти триумфально.
Горло девушки распорото, словно ножом мясника. Крови давно уже нет, но разрез вгоняет в ужас. Вместо шрама – только ряды беспрестанно сменяющихся черных букв, выскакивающих одни за другими. Гласные, согласные, они мелькают так быстро, что я не могу их разглядеть. Только одно слово, точно посредине остается неизменным. Шрифт выбран крупный. Напечатан… нет, вбит, прямо в центре чудовищной раны. Одно короткое слово.
– Боль, – читаю я едва слышно.
Бретта завязывает шарф, закуривает сигарету, несколько мгновений смотрит в окно, после снова оборачивается ко мне. Она опять улыбается.
– Раз наш разговор так затянулся, может, выпьем еще зеленого чаю?
Глава 5
Дождь закончился ближе к утру, когда тяжелое бархатное небо, укутанное серыми валами туч, посветлело, и стало шелковым. Недалеко от кофе, где мы коротали ночь, прямо над головой виднелся неровный рваный шов, с которого свисали оборванные нитки.
– Один из Викторов был очень поэтичен, – едко отвечает Бретта на мой вопрос, – Вот он и напечатал, что небосвод сшили за одну ночь. Обскура все понимает слишком буквально. Пара персонажей тогда попытались выбраться отсюда, хотели посмотреть, что снаружи. Даже распороли облака, как видишь. А внутри – только солома, да буквы. А под ними – бетон. Кажется, Юргенс не вынес этого и повесился на одной из ниток. Его хорошо отсюда было видно.
– Так здесь можно умереть?
– Можно, – говорит Бретта, словно удивляясь моей наивности, – А что толку? Умрешь сегодня – завтра проснешься с газетой под дверью. Или новый Прим тебя перепечатает. Обскура слишком любить своих персонажей, чтобы просто так их отпускать.
– А что за газета под дверью? – снова спрашиваю я.
– Когда Прим перепечатывает книгу, персонажи не знают об этом. Только наутро, вот, встанешь, а на пороге
– И что же с тобой произошло? – я чувствовал, что она не хочет говорить, но этот вопрос напрашивался сам собой.
– Я не помню, почему я всегда просыпаюсь в этом кафе, – холодно отвечает Бретта, открывая дверь на улицу, – Всегда одна, всегда в одном и том же месте. Я не помню своей истории. Только знаю, что я совершила что-то очень и очень плохое. Зачем и что именно мне неизвестно. Сюжет поменяли, а твои предшественники не слишком щепетильно раскрывали персонажей. Так, стоп. Ох, дьявол, и правда, смотри.
Она указывает на размокший от дождя рулончик газеты, подоткнутый под дверь. Моя фотография начинает вызывать приступы тошноты – так часто я ее вижу в последнее время. Газета объемная – не меньше двадцати страниц, но все они, кроме заглавной, засыпаны сором из бессмысленных букв, напечатанных, вдобавок, разными шрифтами.
– Значит, нас в очередной раз перепечатали, – произносит Бретта будничным тоном, бросая газету на стол, – Интересно, кого не стало в Обскуре на этот раз? Может этого дурака на заправке? От него все равно смысла никакого. Надо взглянуть, что теперь творится вокруг. Не сидеть же вечно в этой дыре.
На улице свежо, дышится свободно и легко. Даже вся нелепица Обскуры показалась мне не так абсурдной, какой казалась этой ночью. После дождя слишком сыро, и я никак не могу справиться с дрожью, когда мы выходим из кафе на пустующую дорогу, недалеко от небесного шва.
– Утром контуров почти нет, – доверительно сообщает мне Бретта, деликатно беря меня под руку, – Они появляются ближе к ночи, под дождем, а дождь прописан во второй половине дня. Если, конечно, прошлый Прим не придумал чего поинтереснее. Но это маловероятно. Чаще всего, примы перепечатывают куски старых черновиков, добавляя что-то от себя. Поэтому наш окружающий мир состоит из разных частей, часто плохо друг к другу подогнанных.
Конец ознакомительного фрагмента.