Букринский плацдарм, или Вычеркнутые из списка живых
Шрифт:
– Я его послал за водой.
Лужицин стал из котла поварёшкой накладывать кашу в ёмкости. Клыч внимательно следил за процессом.
– Ты это, Алексеич, про мясо-то не забывай. Давай не жалей его! Я сказал, не экономь!
– Не бойся, мимо не пронесу! – огрызнулся Лужицин.
Клыч проверил, сколько было мяса и какие наложены были порции, принял
– Ну чего ещё? – посмотрел на Дмитрия Клыча хмурый Лужицин. – Я вроде всё выдал… А-а! Вот ещё! – и Лужицин закинул в вещмешок Клыча обёрнутый в бумагу прессованный кубик заварки и кулёк комкового сахара.
– А спирта, что, не будет? – взгляд Клыча резко переменился, он стал у него более чем просительным, да почти что умоляющим.
– Комбат приказал пока не выдавать, а придержать. Сам знаешь, переправа ещё толком не налажена и его нам отправляют в последнюю очередь, и в ограниченном количестве, только после боеприпасов и хлеба.
Клыч пальцем поманил к себе Лужицина, и когда тот свесился с тарантаса, негромко произнёс:
– Моя разведка докладывает, что у тебя, Алексеич, есть заначка.
Лужицин округлил глаза:
– Вру-у-ут!
– А я вот уверен, что данные моей разведки совершенно точные, – и Клыч усмехнулся. (Ему про заначку Алексеича проговорился Прохор).
Лужицин покосился по сторонам, и, не заметив никого, тяжело вздохнул и достал из-под брезента фляжку.
– Н-на-а, крохобор!
– Я завжди тебе поважав, Алексеич! Велике людске тоби спасиби! (Я всегда тебя уважал, Алексеич! Большое человеческое тебе спасибо! – прим.авт.)
– Иди, иди, балабол, – сердито пробурчал Лужицин. – Только никому не проговорись! Своё отдал…Больше у меня нет!
– Могила!
Тут появился Прохор, который тащил большую флягу с водой на двухколёсной тележке с длинной ручкой. Паренёк уже запыхался, так как ему пришлось с этой флягой преодолеть изрядное расстояние.
Узрев Клыча, он остановил тележку и утёр со лба
– Здравствуй, дядя Дима!
– Привет, Проша!
Клыч все свои котелки и вещмешок опустил на землю и, подхватив флягу у паренька, донёс её до тарантаса и поднял наверх, а затем достал плитку шоколада. Прохор, увидев шоколад, просиял:
– Трофейная?
– Немецкая! В прошлый раз забыл отдать. Ну, ты сам поймёшь, за что даю… – и Клыч заговорщически подмигнул пареньку.
Лужицин подозрительно на них обоих посмотрел, но ничего не сказал, хотя очевидно до него дошло, откуда же произошла утечка информации на счёт заначки спирта.
***
Где-то раздавались одиночные выстрелы, но на передовой было относительно тихо, немцы зализывали намятые им бока. Букринский плацдарм за последних пару дней подрос и уже вытянулся на одиннадцать километров в ширину, а в глубину он теперь кое-где достигал четырёх километров, хотя наших на нём было недостаточно, и немцы не прекращали попыток его ликвидировать. После того, как атака на позиции батальона старшего лейтенанта Тихона Ламко захлебнулась, к обеду они предприняли атаку на позиции соседей, обрушившись силами двух полков на батальон капитана Масленникова.
Немцы нащупывали слабое звено в нашей обороне. И начали они атаку на соседей, как обычно, с массированной артподготовки и налёта штурмовиков.
Дмитрий спрыгнул в окоп, затем втянул за собой котелки и вещмешок.
– Братии, гуляемо!
Клыча тут же обступило всё отделение.
– Ну, наконец-то! – воскликнул Жангали, – а то уж и не в моготу! Заждались… А жрать то всё больше хочется! Каша?
– Ну да, перловка! – откликнулся Клыч и достал ещё фляжку.
– Спи-ирт?! – переспросил Темиров, и глаза у Жангали весело заблестели.
– Ну а что же ещё?! Лужицин не хотел давать, но вы же знаете меня, я всегда добьюсь своего! Нет таких преград, которые бы ефрейтор Клыч не преодолел бы!
Конец ознакомительного фрагмента.