Булавин (СИ, ч.1-2)
Шрифт:
За думками дорога пролетела незаметно и часам к трем наш отряд прибыл в Козлов, сегодня утром взятый войсками Третьей армии. Битвы за город не было, и казаки с бурлаками потерь не имели. Укрепления в Козлове слабые, город раскинут хаотично, важных производств здесь пока не имеется, а народ, в большинстве своем, поддерживает казаков. Поэтому, оборонять город не стали, Иртеньев отступил, а Воротынский сбежал и был взят в плен.
Как и в любом населенном пункте, который захватывали казаки, первым делом здесь проходил сход горожан, которые сами выбирали себе градоначальника. Еще
Я оказался прав, для отряда отвели большую хозпостройку на заднем дворе княжеской резиденции, и квартирмейстеры уже ждали нас. Воротынского заперли в глухом чулане, а мы, почистив коней и оружие, приняли баню и расположились на отдых. Завтра снова в дорогу, необходимо обнаружить, где закрепился неуловимый полковник Иртеньев, а значит, необходимо отдохнуть. Лег спать, но сон не шел, и я вышел наружу.
Во дворе суета, бегают по своим делам казаки и местные слуги, а у крыльца кучкой стоят козловцы, наверное, хотят с Беловодом о чем-то сговориться. Прошелся туда-сюда, было, подумал вернуться на свое спальное место, но тут меня окликнули:
– Эй, Никифор!
Оборачиваюсь и вижу улыбающегося отцовского порученца Василия Борисова, который выходит из терема.
– Здравствуй Василий, - тоже расплывшись в улыбке, я приветствую его, и сразу же спрашиваю: - С чем приехал?
– Здравствуй Никифор. По новостям соскучился?
– А то... Привык в Черкасске все знать, а тут, на отшибе, ни новостей, ни достоверных слухов. Сегодня целого воеводу повязали, а он, представь себе, последнюю депешу из Москвы аж два месяца назад получал, и я, рядовой казак, о том, что вокруг творится, знаю больше чем он.
– Ну, это и понятно. Давай присядем.
Борисов кивнул на столы и лавки, которые выносили на двор бывшие княжеские слуги, видимо, для праздничного ужина горожан и Беловода по поводу освобождения Козлова. Мы сели, и Василий передал мне три письма. Одно от отца, другое от Лоскута, а третье от сестры. Отлично, прочту позже, а пока, меня интересовали новости.
– Василий, - поторопил я казака, - так чего в мире творится? Говори.
– Ладно, слушай. Первая весть такая. Мазепа со шведами союзнический договор подписал и объявил Украину независимым государством.
– Это понятно. Что с армиями нашими?
– Тоже все неплохо. Братья Колычевы Азов взяли. В ночь атаковали укрепления, зацепились за предместья и солдаты с казаками сдались, так что губернатор Толстой сейчас вместе с бывшим астраханским воеводой Апраксиным, генералом Боуром и дьяком Горчаковым в порубе сидит, Воротынского дожидается. Кумшацкий к Орлу подошел. Вы Козлов взяли. Мечетин Тамбов осаждает, а Хохол под Саратовом застрял. Такие вот дела.
– А что с крымским походом на Кабарду?
– Для нас все хорошо сложилось. Каплан-Гирей Первый собрал двадцать пять тысяч крымчаков, три тысячи сипахов, ногайцев тысяч
– Ну, хоть что-то не изменилось, - сказал я.
– Про что это ты?
– настороженно спросил Борисов.
– Да так, само собой вырвалось.
Обронив случайную фразу, которую не стоило произносить, я закруглил беседу и, сославшись на то, что хочу почитать письма от близких, покинул Борисова. И уже поздней ночью, ознакомившись с посланиями из Черкасска, в которых не было ничего особо важного, я прислушался к радостным выкрикам на княжеском дворе, где люди праздновали освобождение своего города, и с улыбкой начал проваливаться в сон. И прежде чем полностью отдаться под власть Морфея, я снова подумал о настоящем и будущем.
История пошла иным путем, я молод и силен, передо мной весь мир, и возможность, улучшить жизнь своего народа. Получится или нет, вопрос серьезный, и ответа на него пока нет. Однако если не опускать руки, то можно что-то исправить и избежать многих глупостей, которые привели к тому, что к концу двадцать первого столетия лучшие представители русского народа полегли в войнах, а их потомки, в большинстве своем, надломились духом, спились и превратились в жалких наркоманов. Мне, точнее сказать, личности Богданова, это не нравилось. Старик не хотел этого принимать, и поэтому появился я, химородник Лют, который освоился в новой для себя обстановке, понимает, чего он хочет, и к чему будет стремиться.
Швеция. Хельсингборг. 24.10.1708.
Свинцовые штормовые волны Балтийского моря раз за разом накатывались на скалистый берег. Промозглый ветер пронизывал до костей каждого человека, который осмеливался в эту ненастную погоду выйти из своего теплого и уютного жилища, а моросящий с небес без остановки мелкий дождик, старался проникнуть сквозь любые преграды. Самый обычный осенний скандинавский день, небольшой городок на побережье и пустынный галечный пляж, на котором, закутавшись в темный плащ и надвинув на глаза рыбацкую широкополую шляпу, стоит одинокий человек, мужчина лет тридцати, у которого время от времени дергается шея.
Этим человеком был гроза Европы, король Швеции Карл Двенадцатый, который находился в городке Хельсингборг, где он лечился от полученной в далекой и злой Московии тяжелой контузии. Первоначально, вернувшись из Рижской ставки в свою столицу, он хотел остаться там. Но врачи настоятельно рекомендовали ему пройти курс лечения в Хельсингборге, который находился невдалеке от датских берегов. Они утверждали, что обнаруженные здесь в 1707 году чудесные минеральные воды источника Рамлеса, смогут быстро поставить его на ноги. Король поверил своим лейб-медикам и не прогадал, так как источник, в самом деле, оказался целебным и принес ему облегчение. Обмороки прекратились, и только шея, иногда еще подергивалась.