Булавин
Шрифт:
— Правильно! Любо!
— Нет, неправильно! Надобно мстить кровь Булавина!
— Убили его напрасно!
— Убили, и теперь его не вернешь!
Круг разбушевался — поднялся общий гвалт, со всех сторон виделись поднятые кулаки, сверкающие глаза; некоторые уже схватились за грудки, другие их разнимали. Павлов подождал немного, потом крикнул:
— Верно говорите казаки: Булавина теперь не вернешь! А власть в Черкаском у Зерщикова и иных старшин. За ними, кабыть, идут казаки многие, и низовые, и из верховых городков. Зачем нам на рожон лезть? Выждать надобно.
— Верно!
— На Дон итти
— Не пойдем!
— Вы не пойдете, мы пойдем!
— Любо! Пойдем! Пущай Игнат гутарить!
— Нет, Иван пусть говорит!
Павлов видел, чувствовал, что местная голытьба на его стороне, и это его подбодрило:
— Не пойдем! И артилерию не дадим! Самим надобна — пойдем плавною на море мимо Астрахани для добычи!
— Зачем? Ты что говоришь, Иван?! — Некрасов, обычно сдержанный и степенный, кипел гневом. — Какая добыча, когда наши братья-атаманы побиты без вины?! А бояре на Дон идут. Вот о чем мыслить надобно! Идем на Дон!
— Пойдем!
— Любо!
— Не пойдем!
— На море давно не ходили!
— Пойдем зипуна добывать!
Крики и споры разгорелись с новой силой. Начались стычки между группами повстанцев, сторонников Павлова и Некрасова. Они переросли в драку. В ход пошли кулаки, и многих некрасовцев на том круге «били и пограбили». Кончилось тем, что Некрасов со своими ушел из Царицына. Пришел на Дон в городок Голубые. С ним было 400 повстанцев.
На следующий день после злосчастного круга, разъединившего силы повстанцев, к Царицыну подошел новый полк из Астрахани. Его командир Левингстон привел тысячу солдат регулярной армии, и они пошли на штурм. Повстанцы Павлова, а у него тоже было до тысячи человек, сопротивлялись бесстрашно, но устоять не могли — побежали из города на лодках вниз по Волге. За ними послали погоню, и они, потопив лодки, ушли пешком на Дон, к Паншину. По пути к Павлову приходили новые люди, и он привел в Паншин городок три тысячи повстанцев. Сюда к нему на совет приезжает Некрасов. Вскоре они объединились в Голубых. Многих повстанцев, плененных в Царицыне, вешали в городе по дороге на Дон.
— Июля в 29-й день, — сообщает Зерщиков царю, — ведомо нам, холопем твоим, Войску, учинилось, что вор и изменник Игнашка Некрасов с реки Волги, с Царицына города на Дон в свой Голубинской городок с своими единомышленники перешел, и к своему воровству проклятый людей прельщает и к себе собирает. И по той ведомости мы, холопи твои, Войском судовою и коною (пехоту на судах и конницу берегом. — В. Б.) из Черкаского для искоренения послали и по всем рекам в городки свои войсковыя письма наскоро писали, чтоб изо всех городков так же б с нами, Войском, судовою и коною для искоренения заедино поступали.
С этой отпиской атаман-предатель послал к царю «легкую станицу» во главе с Василием Поздеевым. В нее включили Степана Ананьина, убийцу Булавина, и еще более тридцати казаков из черкасских и других станиц.
Тем временем с севера по Волге подходила карательная армия Хованского. Власти расправились с участниками башкирского восстания, предотвратили их возможное объединение с булавинцами, в чем помог калмыцкий хан Аюка — богатые царские подарки подвигли его на посылку 20-тысячной калмыцкой конницы на Волгу и в Башкирию.
Главные события разворачивались
— Губернатор (Толстой. — В.Б..), — пишет князь Петру 22 июля, — сего дня хотел ко мне быть, и я ево дожидаюся на Миюсе, а полки пехотные отпустил наперед. И увижусь с ним, губернатором, и с общево совету положим и так будем, прося у бога милости, поступать, как лутчи.
Князь планирует свои действия по Дону, распределяет полки, ставит перед ними задачи:
— Губернатору буду говорить, чтоб обще со мною с полками своими к Черкаскому приступил. Писал я к маеору Глебову и к Дедюту, чтоб оне приступили к Донецкому. А фон Делдина з драгунским полком, Давыдова с салдацкими полками оставил на Тору и на Маяках. Гульцу и с ним козловцев, всего с ним з 2000 человек с лишком, ис Тонбова велел приступить к Пристанскому. Для того, государь, тем вышеписанным полком велел в назначенные места приступить.
Далее командующий излагает свои замыслы по части расправ над повстанцами:
— Коли милостиею божиею и Вашим государским счастием в Черкаском утвержу, завотчиков всех возьму, — и, утвердя в Черкаском, сам пойду по Дону по городкам вверх, завотчиков и бунтовщиков буду брать и чинить за их воровство по указу. А в городках всех буду обнадеживать Вашею государевою милостию, чтоб они жили по-прежнему.
Насчет «обнадеживанья» и житья «по-прежнему» майор перехватил через край — инструкция Петра предусматривала оставить так, «как было», то есть по-прежнему, не разорять городки по нижнему Дону — от Черкасского до Донецкого, населенные преимущественно «природными», значными, старожилыми казаками. Других городков — по среднему и верхнему Донцу и его притокам, по левым притокам среднего и верхнего Дона — это не касалось, и сам Долгорукий прекрасно о том помнит:
— И, пришед на устье Медведицы, разделю тут на три части (свои силы. — В. Б.), — по Медведицы, по Хапру, до Базулуку — и буду чинить над людьми и над городками против первого Вашего государева указу, каков ко мне прислан Вашею государевою рукою в Невль.
Долгорукий вспоминает здесь тот весенний указ, в котором Петр повелел ему те городки «жечь без остатку, а людей рубить, а завотчиков на колесы и колья... ибо сия сарынь, кроме жесточи, не может унята быть». Эту «жесточь» и собирается пустить в ход Долгорукий против городков и их повстанцев, исключая тех немногих, кто показал верность царю-батюшке:
— А ете, государь, городки по вышеписанным речкам всеконечные воры и всякому злу начальники. И сами казаки, которые Вашему величеству в верности, мне сказывали, что всеконечные ето воры; только два городка по Медведице и по Хапру воровству не причасны; и как вор (Булавин. — В. Б.) шел, и они ево не пустили и отсиделись, и во всю ево бытность к нему, вору, не пристали. И я, государь, будучи там, усмотря, ежели надлежит там им быть, и я их обнадежу Вашею государевою милостью и велю жить по-прежнему. А буде же не надлежит им тут жить для приходцов сверху (беглых, повстанцев из верховых городков. — В. Б.), и я, сказав им Вашу государеву милость, велю им перейти на Дон в донские городки.