Булавинские хроники. Жизнь в удивительной деревне
Шрифт:
Что касается кур, то они гораздо более живучие, хоть и с «куриными» мозгами. Во всяком случае, в деревне постоянно живет две-три семьи кур с роскошными петухами во главе. Их тоже таскают лисы и «орлы» (так в деревне называют ястребов).
Ястребов у нас два, они регулярно сидят на больших деревьях или летают над деревней и поджидают зазевавшуюся курицу.
Однажды в курятник зимой залез хорек и успел передушить чуть ли не половину кур, пока на шум не выскочили хозяева. Выяснилось, что хорек сделал подкоп под курятник. В подкопе был установлен капкан, и на следующий день с хорьком было покончено.
С курами связана еще одна история из деревенского
И тогда якобы поп крикнул им: «Раз так – у вас никогда в деревне куры нестись не будут!»
И проклятие исполнилось. Куры в деревне не неслись до тех пор, пока совсем не перевелись. Когда мы в семидесятые годы осваивались в деревне, ни одной курицы уже никто не держал – а чего их заводить, если известно заранее, что нестись не будут?
Ах, какие красавцы-петухи живут в нашей деревне!
Гуси-пенсионеры украшают собой пейзаж.
Однако после тридцатилетнего перерыва и появления в деревне фермы Моркуновы рискнули все-таки завести кур. Оказалось, что старинное проклятье больше не действует! Куры несутся и, несмотря на атаки лесных хищников, не вымирают, подобно индюкам, а наоборот, размножаются, и петухи будят по утрам деревню, как встарь, своим голосистым пением.
Гуси в деревне тоже есть, штук десять. Это любимцы Даши, их не разрешается забивать и есть. На язвительные вопросы работяг, для чего их тогда держать? – Даша с достоинством отвечает, что для украшения пейзажа и для того, чтобы они (гуси) вышли бы в конце жизни на заслуженную пенсию.
К этой причуде хозяйки все в конце концов привыкли и только, посмеиваясь, дразнят гусей «пенсионерами». Яиц гусиное стадо тоже почему-то не производит. Они как-то ухитряются нести их в воду озера, что ли, но только яиц никто не видит. Впрочем, в этом году одна гусыня в порядке исключения снесла и высидела два яйца, так что теперь по деревне ходят два новых потенциальных «пенсионера».
Эти гуси-пенсионеры каждую весну в сезон перелета птиц доставляют дополнительные хлопоты своим хозяевам, отправляясь в сезонную миграцию. Нет, далеко они не улетают, но в один прекрасный день начинают волноваться, хлопать крыльями, гоготать и, наконец, снявшись с места, как настоящие перелетные птицы, переплывают небольшой залив нашего озера и мигрируют под обрывистый песчаный соседний берег, где впадает в озеро речушка Рогдайка.
Там, в русле Рогдайки, они забиваются в камыши и ждут, пока появится лодка, посланная Дашей на розыски. Кто-нибудь из рабочих фермы приплывает за ними, долго отлавливает их в камышах и торжественно возвращает в деревню, в меру своего остроумия комментируя при этом бессмысленное существование гусей в качестве «пенсионеров» вообще и их склонность
Залив между деревней и рекой Рогдайкой, который каждую весну переплывают наши гуси, отправляясь в сезонную миграцию.
Интересно, что осенью гуси почему-то в путешествие на Рогдайку не отправляются.
А вот домашних уток в деревне нет. Вместо этого каждый год прилетает к ферме одна и та же пара диких крякв, которые каждый год выводят и выкармливают птенцов под неусыпной охраной Даши. Всем деревенским охотникам известно, что стрелять в уток у этого берега нельзя категорически, и никто не рискует нарушить этот запрет, хотя на других берегах в августе на вечерней зорьке ружейная пальба слышна вовсю.
Но «наши» утки отлично знают, что они в полной безопасности, и каждый год прилетают, снова и снова. Я удивляюсь, почему их не становится больше? Ведь они каждый раз улетают с выводком птенцов. Как вид но, по какой-то причине к нам возвращается только родительская пара, а птенцы каждый раз летят в другие места.
Устье реки Рогдайки – романтическое место, заросшее камышом и кувшинками. Именно сюда плывут гуси весной. Осенью под этими березами бывает множество отличных белых грибов.
Деревенские кошки и собаки являются героями целой серии интересных историй.
Начнем с наших собственных кошек.
Я уже писала, как была найдена на острове маленькая серая кошечка по имени Котя. Она прожила у нас (вернее, у моей мамы Елены Викторовны) невероятно долго – девятнадцать лет, и под конец жизни стала невероятно мудрой. Например, она умела считать как минимум до семи. Нас тогда жило в квартире семь человек: мы с Сережей, двое наших старших детей, мои родители и мой брат. Когда вечером все приходили с работы, кошка нас пересчитывала, и если одного-двух не хватало, садилась перед входной дверью и ждала, чтобы пришли все семеро. Когда последний член семьи входил в квартиру, она тут же поднималась и шла в свое излюбленное место спать. Еще она умела по команде доставать лапкой с тумбочки специально положенный туда предмет и другими способами демонстрировала свой необычайный ум.
Кроме нее в нашем семействе долго жил белый кот булавинского происхождения, имевший несколько имен: Барсик, Снежок и другие. Он на них все равно не отзывался, а отзывался только на «кис-кис-кис».
К нам он попал так. Это был период, когда в нашей деревне не было ни одной коровы, так как деревенские старожилы поразъехались или умерли, а новая ферма еще не была организована. И чтобы добыть молоко для детей, приходилось ходить в соседнюю Арапиху – там еще была последняя корова.
Вот однажды, в конце августа, я увидела там, в Арапихе, необычайную по красоте картинку: два совершенно белых котенка играли на зеленой травке на краю ослепительно-голубого озера. Они подпрыгивали и вставали на задние лапки, чтобы поймать падавшие с березы и кружившиеся в воздухе первые желтые листочки.