Бульдог
Шрифт:
Совершил Петр и поездку по мануфактурам. Странное и небывалое до селе дело. Остерман не мог нарадоваться на своего воспитанника, да и другие, кому судьба России не безразлична, смотрели на постепенно возникающие интересы императора с надеждой.
Не чинясь, Петр обходил цеха стараясь вникнуть в процесс производства. Ввергая в ступор окружающих, и поражаясь сам себе, задавал такие вопросы, что все только дивились им. Он и сам не знал, отчего в нем вдруг проснулось желание вникать во все это. А главное, данное занятие ему показалось столь же интересным и волнительным как и… Охота.
Иным и не объяснить то, что он объехал все предприятия расположенные вокруг Санкт–Петербурга. И это несмотря на сырую погоду и распутицу
После поездки он еще наведался и в мануфактур–коллегию. Он ничуть не стеснялся задавать вопросы и не поленился ознакомиться с целым ворохом документов, стараясь охватить целостность картины промышленного производства империи. Не надеясь на память, выписывал наиболее выделившихся промышленников. Задавал вопросы касательно перспектив развития тех или иных отраслей, о наличии сырья потребного для роста производства и только ли в нем дело. Словом, вникал во все до чего только мог дотянуться, к своему собственному удивлению находя это занятие все более увлекательным.
Так в делах и заботах, перемежаемых учебой, и пролетело время. Оглянуться не успел, а на дворе уже конец мая. Столица постепенно расстраивалась, количество жителей увеличивалось. Все больше народу прохаживается по набережной у зимнего дворца, постепенно становится более шумно. В этой ситуации все же летний дворец куда более предпочтителен, так как дает некое уединение. Опять же просторный парк, с прохладой его аллей.
Как оказалось, дед занимал шесть комнат первого этажа, здесь располагались спальня, с большим камином. Смежными с ней были приемная, для посетителей, она же рабочий кабинет, и… Карцер! Здесь содержались арестованные, судьбами которых занимался сам император. Ну–у дед, силен. Петр конечно же слышал о том, что покойный император присутствовал на множестве допросов, по самым различным делам, но тако–ого не ожидал.
Одна из комнат сильно озадачила Петра. Он конечно же помнил о том, что деда отличала тяга к различным специальностям, он был и плотником, и кораблестроителем, несколько кораблей спроектировал сам, от киля до клотика. Знал кузнечное дело и очень даже мог поработать за наковальней. Обладал знаниями архитектора, землемера, фортификатора… Да чего он только не умел!
И вот еще одна сторона. Вдоль стен стоят какие-то махины, [10] предназначение которых Петру не ясны. Во всяком случае они в значительной мере отличаются от тех, что он видел на мануфактурах и заводах. Массивные деревянные станины, но изукрашенные изящной резьбой и покрытые темным лаком. Напротив каждого из них, на стене стеллажи, на полках и в специальных гнездах разместился различный инструмент. В углу, на полу аккуратно сложен различный материал, тут и деревянные чурбаки, различных пород, кость, есть и медь. На полках лежат и стоят какие-то изделия.
10
Махины — машины, механизмы.
Полное ощущение того, что дед вышел отсюда только что, аккуратно расставив все по своим местам. Хотя… Все прибрано, вычищено, нет и намека на пыль. Но не покидает ощущение, что мастерская, а ничем иным это и не могло быть, пребывает в запустении и уже давно. Разумеется здесь появляется прислуга, прибирается и содержит все в порядке, во всяком случае как они это понимают, но от этого ощущение запустения и заброшенности никуда не девается. Словно душу вынули из мастерской.
На мгновение Петру даже показалось, что махины взирают на него словно осиротевшие детки. Он даже моргнул несколько раз и тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения.
Но самое главное. Не может быть в мастерской, так чисто. Тут впору в белых чулках разгуливать, в праздничной одежде свободно расхаживать, и обтираться об махины, и ничуть не запачкаешься. Если бы ею регулярно пользовались, то непременно нашлось множество мест и для пыли и для иной какой грязи. Да вон, хоть та дверь, явно ведущая на улицу. Ей бы обязательно пользовались, не носить же материалы и иное потребное через все комнаты. Но она явно уже давно не открывается.
— Василий.
— Здесь я, Петр Алексеевич, — тут же отозвался из-за спины денщик.
— Что это, знаешь?
— Как не знать, государь. Все прознал. Это то–кар–ная мастерская, вот. Тут стало быть дед твой покойный, разную справу делал, для души. Сказывают бывало рассердится нешуточно, да так, что кого и в кровь побьет. А потом становится к этим самым махинам, поработает, и оттаивает. Очень он любил с этим махинами возиться. Даже куда в дальнюю дорогу отправится, обязательно хоть один с собой брал. По это отдельную повозку снаряжали.
— И что, он сам всем этим занимался? Ухаживал за станками, смазывал, ремонтировал, коли что сломается?
— Не, были у него помощники, несколько человек. А за главного помощника и любимца у него был главный токарь Нартов.
— И где он теперь? Отчего тут такое запустение?
— Так, невзлюбил его светлейший. Как только царь батюшка преставился, так и услал его куда-то. Вот с тех пор тут и тихо.
— А куда услал?
— Не ведаю, государь, — вздохнул Василий.
Все же есть предел его пронырливости. Впрочем… Петр посмотрел на сокрушающегося денщика и тут же сделал вывод — узнает. Если бы он сразу сообразил, что Петра заинтересует судьба главного токаря, то и сейчас имел бы сведения. А вот Петра заинтересовало. Очень уж захотелось эти станки опробовать. Вот только как к ним подступиться? С дуру-то, много чего можно наворотить. Что же, остается только обождать. Василий он такой, долго томиться не заставит.
Так и прошел первый вечер в летнем дворце, теперь уже по праву принадлежащем ему. Признаться, Петр нашел новое жилище ничуть не уступающим по удобству и уюту прежнему. Подтверждением этого было утро. Несмотря на раннюю пору, юный император проснулся отдохнувшим и даже чувствовал небывалый подъем.
Когда Василий вошел в спальню с кувшином и тазом для умывания, то сильно удивился обнаружив государя, за каким-то странным занятием. Покрывшись испариной, он изводил себя странными упражнениями. То руками машет, как мельница, то телом крутит, то поклоны земные бьет, а потом ногами размахался. Все это время денщику пришлось простоять в ожидании, когда же молодой человек соизволит начать умываться.
Наконец с упражнениями было закончено и Петр поспешил скинуть с себя порты, чтобы обтереться мокрым полотенцем. Покончив с этим и решив, что данная мера не достаточна, он пришел к выводу — подобные упражнения нужно выносить в парк. Да еще не помешает устроить пробежку, эдак версты три. Прислушался к себе, выдюжит ли? Хм. Вполне. Это ему по силам. А в конце, занятий нужно будет обязательно устроить купание в чистой и прохладной воде. Ну, или хотя бы вылить на себя пару тройку ушатов, для бодрости духа.