Булкинъ и сынъ
Шрифт:
– Туда!
– крикнул я.
– Оружие при вас?
– поймал меня Хряпов за рукав.
– Ах, черт!.. Нет! Ну, возьмем это (я ухватил какой-то графин, из него тут же плеснуло на брюки). Скорей...
– А мне... я что возьму?
– как обойденный подарком ребенок заговорил Савватий Елисеевич.
– Погодите, постойте... Неужели здесь больше ничего нет?
– Засучите рукава, - раздраженно заметил я.
– Держитесь сзади и будьте настороже.
Мы словно выжлецы, взявшие след, домчались до прихожей и увидели пропавшего детектива,
– Эге!... Да что это вы тут делаете?
– Пустите!
– запыхтел любитель сигар.
– Держите его с другой стороны, мне графин мешает. Он в нервическом припадке, может отпереть дверь и выскочить наружу, - заметил я Хряпову.
– Да отстаньте... Я... я вам говорю: отстаньте, - повторял грек, пытаясь нас стряхнуть.
– Господи! Что же нам делать! Он вроде и впрямь не в себе!
– с отчаянием вымолвил Савватий Елисеевич.
Голос миллионера произвел чудо: Фундуклиди замер, словно заколдованный, медвежье тело его обмякло.
– Я в себе, - сказал он.
– Господин Хряпов, я в себе и только хотел проверить запоры. В доме бывает посторонний человек - Степан. И проверять моя обязанность.
– Вот это видели?
– показал я ему графин.
– В следующий раз можете запросто получить им по голове, если будете проявлять излишнюю резвость.
– Савватий Елисеевич, Петр Владимирович!
– быстро заговорил грек. Ведь один день всего остался. О!.. Вы не чувствуете? Я чую: они уже здесь! Они рядом ходят! Каждую щель нужно законопатить, господа. Чтобы мышь не проскочила!.. Муха не влетела...
– Успокойтесь, Михаил Ксантиевич, - в два голоса пели мы ему в уши. Всё сделаем... Не пролетит.
– Вообще-то мы крепко законопатились, - с некоторым колебанием пробормотал я.
– Крепко-то крепко, - запротестовал Хряпов.
– Да, может, Михаил Ксантиевич и прав. Надобно проверить всё снова.
Он повернулся к двери и стал, как слепой, ощупывать засовы, хотя было видно за версту, что всюду уже прикоснулась старательная рука Фундуклиди.
– Кстати, - вдруг повернулся ко мне миллионщик.
– А этот... ваш коллега... запамятовал - кажется, Васька...
– Беспрозванный?
– Он самый. Гляньте-ка: там он?
– Да, да, надо глянуть, - встрепенулся Фундуклиди.
– Побежимте...
И мы побежали.
– Ну уж, не торопитесь, сэр Пинкертон, только с графином мне и бегать, - сказал я, еле поспевая за ним следом.
– Что вы летите (хотя грек, конечно, не летел - скорее трюхал), как Ромео на свидание? Васька, ей-богу, на Джульетту не похож...
Мы осторожно отвели занавеску. Васька, трижды проклятый Васька, стоял на своем посту у тумбы.
– Черт побери, не человек, а Мефистофель какой-то...
– с тоской прошептал над моим ухом Хряпов.
От Васькиной зловещей фигуры вдруг повеяло таким холодом, что в теплый августовский день нас троих до самых кишок продрало крещенским морозом.
– Западня!...
–
– О-о!.. Западня!
24.
Не вздумают ли о н и придти раньше, чтобы застать нас врасплох?
Все эти последние проклятые дни я мучился этим вопросом. Две ночи я уже почти не спал... и эту ночь тоже.
Несомненно, они ходят где-то рядом... Они тут... Фундуклиди сказал, что на-днях, откинув занавеску и выглянув наружу, он видел, как у ворот прятались тени...
Васька приходит, стоит и смотрит. Мерзавец! Убийца! Он жаждет моей крови! У него револьвер, и он выстрелит в упор в каждого, кто выйдет из дома...
Луна зашла, и кто-то ходил по саду, ступая еле-еле, как кот, только трава: шарк! Ш-ш!... Я сел с револьвером к окну. Они шушукались в кустах и явственно сказали: "Зарежем!.."
Дерево висело тенями над окном. Там выросли вдруг огромные черные лапы и заворочалось. Глаз какой-то смотрел, как уголь. Кто там был: Азазел? Асмодей? Амон? Левиафан?.. Я направил револьвер, и оно, увидев, что обнаружено, бесшумно уползло.
Я понял тогда, что они спрятались под кроватью: темно и укрыто... Я встал на колени, но их уже не было, успели перебраться в шкаф. Я запер его на ключ...
В окно вдруг всунулась кабанья голова с клыками и пропала. Мы погибли! Свидетели куплены, полиция продалась! Всё! Невидимое кольцо затянулось - уже у горла. Конец!... Конец!...
Я выпил брому, наваждение прошло, и я немного успокоился.
Сегодня они не пришли. Они придут завтра.
25.
Сегодня...
Сегодня.
Сегодня!
Я проснулся совершенно разбитый, словно накануне участвовал в каком-то гусарском кутеже. В голове было гулко и пусто, а на сердце, наоборот, навалилось что-то тяжелое и чужое. Я лежал и ощущал это чужое, а оно наваливалось все сильнее.
Какой же нынче час?
Я посмотрел на часы: семь с половиной... Какое спокойствие вокруг! Только солнце пятнами бродит по стеклу да чирикает за окном в ветвях, как заводной, воробей, а в доме - ни звука.
Ни звука...
Словно молния вдруг пронзила мой мозг, рассыпавшись горячими искрами: а может о н и уже здесь?! Почему такая тишина? Где Фундуклиди? Где Хряпов?
"Смит и Вессон" под подушкой еще хранил тепло моего сна. Семь патронов... Боже мой, как мало! Предлагал же мне Савватий Елисеевич в первые еще дни взять больше, а я загусарил. Мальчишка! Теперь вот с почти пустыми руками...
Но где же все? Случилось что-то? Пойти посмотреть... Скорей одеваться! Пижаму долой... Но что могло случиться? Что? Фундуклиди, умная голова, всё предусмотрел: яд, подкоп... А если не всё?... Сорочка грязная черт с ней!... Вдруг сейчас выйду, а я - о д и н?... Ночью подкрались... Убили? Утащили? Черные, молчаливые, растворяющиеся в сумерках. Вынули стекло, мягкими шагами прокрались... Только лунный луч блеснул на лезвии... Подошли... У-ух, не могу! И унеслись на черных крыльях...