Бульвар
Шрифт:
Каблучки нагоняли его, приближались, и звонкие удары их об асфальт стали похожи на неумолимый ход самого времени, и в этот момент до Арнича донеслись слова, сказанные ему в спину:
– Волчок! Верни то, что взял вчера…
В плохих детективах, услышав свое прозвище, известное очень и очень узкому кругу людей, герой – неважно положительный или отрицательный – непременно вздрагивает, недоуменно моргает или иным образом выдает себя.
Мишель плохих детективов не читал, и в кино на такие фильмы не ходил, поэтому реагировать на слова не стал, во всяком случае, внешне, но ему показалось, будто где-то внутри него, над сердцем, в доли секунды расплавился большой леденец, обдав душу мятным холодом.
Справившись без внешних проявлений с внезапно нагрянувшим и отпрянувшим в глубины души страхом, Мишель продолжил идти по переулку, делая вид, что совсем ничего не слышал, или сказанное не относится к нему никоим образом.
– Волчок… – повторил теперь уже ожидаемый низкий, чуть хрипловатый, но красивый женский голос.
И вот тут Арнича догнал запах. Запах накрыл его удушливой волной, лишая доступа воздуха, ударил в ноздри, ослепил, как грозовая молния, шибанул в голову, как стакан спирта, выпитый натощак. Мишель почувствовал, что теряет самообладание.
Он резко, с полшага, обернулся, забыв обо всем на свете, пойманный запахом в непостижимую человеческим разумом ловушку. А она… Она была совсем рядом, стояла в трех шагах: миниатюрная платиновая блондинка с короткой стрижкой, стройная, на высоченных тонких каблуках, это они так цокали металлическими набойками по асфальту вслед Мишелю, в короткой кожаной юбке, обнажающей великолепные точеные ножки, в белой водолазке явно на голое тело и коротком кожаном жилете поверх нее. На левом плече у девушки каким-то, только женщинам известным, чудом держался небольшой модный рюкзачок. Руки её были пусты и расслаблены. Это была его женщина, это была женщина для него . И чувство сводило с ума.
– …верни то… – только и успела продолжить блондинка.
– Ты течная, – резко сказал Мишель, понимая, что стоит ей только пальцем шевельнуть, и он будет бессилен против взбесившихся гормонов, и пойдет за девушкой на край света. – Ты течная и не соображаешь, что делаешь!
– Даже если я течная, все равно вполне со-о... – начав отвечать, блондинка внезапно поняла, что сказал ей Мишель, и что она говорит в ответ. – Ой!
Правая рука ее взлетела в прекрасном жесте, прикрывая красиво очерченный рот. Ошеломленная девушка сделала пару шагов назад, отступая от Мишеля. А он, уже не в силах сдерживать себя, шагнул следом, к ней.
– Не соображаешь, - настойчиво, ломая свою собственную природу, повторил он, – тебя просто используют... а скоро не буду соображать и я… и меня тоже будут использовать. Ты этого хочешь?
– Нет, что ты, – ошеломленно и наивно пролепетала девушка. – Меня просто просили передать, я не знала, не верила, что ты…
– Замолчи, – собрав все остатки воли в кулак, настойчиво попросил Мишель. – Замолчи и уходи сейчас, уходи, как можно быстрее, не надо ничего говорить, мы встретимся вечером, в шесть часов, в ресторане «Старый город», я хочу, что бы ты была одна, без всяких там машин и сопровождающих, понимаешь?
Не ожидая ответа, борясь с инстинктами и не особо надеясь в душе на победу, Арнич резко развернулся на каблуках и быстро пошел прочь по переулку, оставив за спиной маленькую растерянную блондинку, громоздкую американскую машину, и – её запах… Как не дурманил он голову Мишелю, но молодой человек все-таки услышал за спиной хлопок автомобильной дверцы
Теперь запах отступил, и Арнич почувствовал маленькое облегчение. Давно с ним не случалось таких казусов, и сейчас это было настолько некстати, что Мишель прислонился спиной к стене ближайшего дома часто и, глубоко дыша, вентилируя легкие и пытаясь придти в себя. Если бы кто-то из недоброжелателей увидел его сейчас в таком состоянии, то, вполне возможно, более никаких проблем у Арнича в этом мире никогда не возникло бы. У покойников не бывает проблем в этом мире. Но видеть было некому: переулок не ожил, все еще вытягивая из первого выходного дня сладкие, завершающие капли сна, а машина к этому времени уже исчезла, вернувшись на бульвар.
И ту, в относительной безопасности, после пережитого пару секунд назад в голове Мишеля все смешалось в одну бесформенную, безобразную кучу, его подхватило какой-то сильной, но ласковой, могучей волной и потянуло вдаль. Он не мог сопротивляться этому влечению в неизвестность, как не смог бы противиться платиновой блондинке, задержись она возле него хотя бы еще на пару минут.
Арнич не понял, как долго он плыл и плыл в блаженной бесконечности неведения и нежелания знать ничего об окружающем мире, пока, наконец, не пришел в себя сидящим на той же самой лавочке на бульваре, с которой ушел получасом ранее, и жадно хватающим воздух раскрытым ртом. Немного отдышавшись, подрагивающими до сих пор руками Мишель раскурил сигарету, окончательно приходя в себя и пытаясь вспомнить, как же он все-таки добрался сюда из переулка?
Что-то здесь, на бульваре, было не так, как всегда, что-то резко и беспощадно бросалось в глаза, но все еще под влиянием блаженного чувства слияния с непонятной волной Мишель никак не мог этого понять, пока не увидел, наконец, как по проезжей части, гордо и неприступно, грозно и встревожено, движется бронетранспортер. Многочисленные автомобили, старательно спасая жизни своих владельцев, шустро сворачивали в ближайшие переулки. Мишелю показалось, что за считанные десятки секунд улица с обеих сторон от бульвара опустела.
А вслед за бронетранспортером по тротуару, старательно держась подальше от стен домов, передвигались плотной группой с офицером во главе солдаты в мешковатых полевых комбинезонах, с укороченными автоматами, в бронежилетах и касках.
Все еще не понимая, в самом деле происходит этот кошмар наяву, или это последствия гормонального взрыва в его организме, Арнич заторможено смотрел, как вскакивают с лавочек и с лихорадочной быстротой собирают разбросанные игрушки бабушки с внуками, как молодые мамаши с детскими колясками притормаживают и резко разворачивают экипажи своих отпрысков, как старички-пенсионеры с шахматными досками, торопясь, сваливают внутрь фигуры неоконченных партий … Все они испуганно и дружно, как стайка воробьев, устремлялись к переходам через улицу, чтобы поскорее достигнуть узких щелей старых, средневековых переулков. И были правы, потому что уже через пару минут на другом конце бульваре раздалась частая беспорядочная стрельба.
Кто и в кого там палил, в самом конце бульвара, за прудом с испуганно захлопавшими крыльями утками, Арнич не рассмотрел. А вот пробежавших мимо него, топающих, как стадо бизонов, и дышащих, как загнанные лошади, солдат не заметить было трудно. Мишель разглядел даже парашютно-десантные полевые эмблемы на петлицах. Военные не обратили на Арнич никакого внимания, спеша поддержать своих в начавшейся стрельбе, но перестрелка окончилась также внезапно и быстро, как и началась. То ли это не в меру ретивый полицейский с одним пистолетом решился было навести порядок и притормозить бронетранспортер, то ли кто-то с перепугу принял своих солдат за иноземных агрессоров и решил погеройствовать.