Бумага Мэтлока
Шрифт:
— А вы и не обидели, — рассмеялся Уильямс. — Я же сам употребил это слово. Хорошо чувствовать себя племенем. Хорошо для братьев.
— Да, вероятно, племя — это...
— Коллектив, общественная группа, способная защитить себя. Имеющая свое лицо.
— Ну, если такова цель — конструктивная цель, — то я ее одобряю.
— Именно такова. Ведь там, в буше, племена не всегда воюют друг с другом. И занимаются не только воровством, грабежом и похищением женщин. Это из дешевых голливудских фильмов. Они торгуют, вместе охотятся, вместе обрабатывают землю и сосуществуют лучше, чем
— Хорошо, профессор, — в свою очередь рассмеялся Мэтлок. — Я все это запишу после лекции.
— Извините. Такая уж у меня привычка.
— Привычка или профессия?
— Время покажет... Но мне хотелось бы, чтобы одно было ясно. В вашем одобрении мы не нуждаемся.
Вернулся Джонни со стаканом пунша для Мэтлока.
— Мистер Мэтлок, а брат Дэвис, то есть Билл Дэвис, говорит, что вы грозились его завалить, а потом на промежуточных вдруг взяли и поставили ему зачет с отличием!
— Брат Дэвис наконец решил взяться за ум и немножко поработать. — Мэтлок взглянул на Адама Уильямса. — Против такого рода одобрения вы не возражаете? Нет?
Уильямс улыбнулся и положил руку на локоть Мэтлоку.
— Нет, сэр, бвана... В этой сфере вы управитель копей царя Соломона. Брат Дэвис здесь для того, чтобы работать не покладая рук и реализовать заложенные в нем возможности. Здесь я не спорю. Делайте с братом что хотите.
— А вы человек страшноватый, — беспечно заметил Мэтлок, хотя ему стало не по себе.
— Ничего подобного. Просто прагматик... Мне нужно проследить за последними приготовлениями. Мы еще увидимся. — Уильямс окликнул проходившего мимо студента, и они начали пробираться сквозь толпу к лестнице.
— Пойдемте, мистер Мэтлок. Посмотрите, какие у нас тут перемены. — И Джонни повел Мэтлока в зал, который раньше был главным залом братства Альфа-Дельта-Фи.
В море темных лиц Мэтлок уловил всего несколько настороженных, враждебных взглядов. Наверное, в другом месте университетского городка он услышал бы больше приветственных возгласов, но в целом встретили его вполне нормально. Мелькнула мысль: а что, если бы братья знали, зачем он пришел, — как бы на него набросились все обитатели Лумумба-Холла! Он ведь здесь единственный белый.
Перемены в зале произошли радикальные. Не было больше широких панелей темного дерева, тяжелых дубовых скамей под огромными, точно в соборе, окнами и массивной мебели с темно-красной кожаной обивкой. Все преобразилось до неузнаваемости. Исчезли стрельчатые окна — их спрямили и превратили в прямоугольные. На потолке образовывали орнамент тысячи блестящих тростинок, сходившихся к центру, где из большого отверстия — фута три в диаметре, — закрытого толстым неровным стеклом, лился желтовато-белесый свет. Мебели как таковой не было. Куски толстых бревен на невысоких ножках, по-видимому, заменяли столы. Вместо стульев вдоль стен лежало множество ярких подушек.
Мэтлок быстро понял смысл всех этим перемен.
Зал братства Альфа-Дельта-Фи превратился в великолепную копию большой африканской хижины. Тут было даже ослепительное экваториальное солнце, светившее через отверстие в крыше.
— Здорово! Просто здорово! У вас ушел на это, наверно, не один
— Почти полтора года, — сказал Джонни. — Здесь очень уютно, хорошо отдыхается. Знаете, ведь сейчас многие ведущие дизайнеры отдают предпочтение стилю «назад к природе». Это очень рационально, и легко поддерживать порядок.
— Вы словно оправдываетесь. Зачем? Это же полный блеск.
— Да нет, я вовсе не оправдываюсь. — Джонни решил прекратить пояснения. — Адам говорит, что в примитиве есть своего рода величие. Это наследие, которым можно гордиться.
— Адам прав. Хотя он не первый, кто это сказал.
— Не надо ставить нас на место, мистер Мэтлок... Мэтлок взглянул на Джонни поверх стакана с пуншем.
«О Господи, — подумал он, — чем больше все меняется, тем больше остается по-прежнему».
Зал для собраний братства Альфа-Дельта-Фи был вырублен из погребов, расположенных в дальнем конце дома. Это произошло в самом начале столетия, когда богатые выпускники не жалели денег на тайные общества и балы для дебютанток, что способствовало распространению определенного образа жизни, ко, естественно, лишь среди избранных.
Тысячи молодых людей в накрахмаленных воротничках прошли церемонию посвящения в члены братства в этом помещении, напоминающем часовню, где они шептали тайные клятвы и обменивались необычными рукопожатиями согласно наставлениям суровых старших братьев — таких же детей, как они сами. А потом напивались, и их тошнило по углам.
Мэтлок думал обо всем этом, наблюдая за разворачивающимся перед ним обрядом. Не менее детским, подумалось ему, и не менее нелепым, чем то, что происходило здесь раньше. Возможно, более жестоким, но ведь он брал свое начало не в плавных фигурах котильона, а в звериных мольбах — мольбах о том, чтобы боги дали силы выжить, а не о сохранении своей исключительности.
Обряд состоял из песнопений, обращенных к черному юноше — по всей вероятности, самому молодому брату в Лумумба-Холле, — он лежал на бетонном полу в одной лишь красной набедренной повязке. По окончании каждого песнопения четверо рослых, голых по пояс студентов в черных ритуальных поясах поднимали юношу над толпой. Зал освещали десятки толстых свечей на подставках, и по стенам и потолку плясали тени. Театральный эффект усиливался разрисованными лицами и лоснящейся от масла кожей пятерых главных участников. Чем громче становилось пение, тем выше поднимали юношу, и вот его напряженно застывшее тело стало уже взлетать в воздух и снова опускаться на вытянутые руки студентов под неистовые гортанные крики толпы.
До сих пор Мэтлок довольно безучастно наблюдал за происходящим, но тут ему вдруг стало страшно за маленького негра. К четверым студентам в центре зала присоединились еще двое. Они сели на корточки в квадрате, образуемом четырьмя студентами, и вытащили по два длинных ножа. Продолжая сидеть на корточках, они вытянули вверх руки — лезвия ножей стояли прямо, застывшие и неподвижные, как юноша над ними. И каждый раз, когда маленький негр падал, четыре острия продвигались к нему все ближе. Один просчет, одно неточное движение скользкой от масла руки — и обряд окончится смертью маленького студента. Убийством.